– Ты так красив, дружище, что ответить на твою улыбку хочется вопросом: «Что я могу для вас сделать?» – Костя всегда преувеличивал, и Вадиму приходилось возвращать его в реальность. Но это преувеличение Белову нравилось, и обычно он снисходительно улыбался, качая головой.

Завтра предстояло проверить Костину теорию в действии. Вадим выключил телевизор и повернулся к Вале спиной. Он любил спать на этом боку, потому что мог смотреть в окно, завешенное белоснежной воздушной гардиной. Он всматривался в бескрайнюю темноту за окном, напрягался, пытаясь увидеть на небе звезды. Вместо них он ясно заметил светивший прямо в окно белый диск луны. Белов нахмурился. Он никогда не замечал за собой в полнолуние каких-то отклонений от обычного состояния, но с детства помнил беспокойство мамы по этому поводу. Она следила за фазами луны, постоянно делясь своими наблюдениями с Петром Петровичем. Мама объясняла это тем, что операции, которые он назначал, ни в коем случае не должны были приходиться на дни полнолуния. А в комнате Вадима в этот период были наглухо задернуты шторы. Они разделяли мир на две части: материальный и полный суеверий.

Словно в знак протеста против воспоминаний детства и юности Белов не стал подниматься и отгораживаться от холодного света и туманного ореола вокруг мистической планеты. Он смотрел на небольшой светящийся круг, не в силах разглядеть привычную картину девушки с коромыслом, и не заметил, как вопреки всем теориям уснул, уснул раньше, чем это сделала Валя. Едва услышав его ровное дыхание, она осторожно повернулась к нему, обняла и уткнулась лбом в его спину. Она чувствовала, что короткий период спокойствия в их отношениях снова заканчивается. Поведение Вадима снова становится непредсказуемым, непонятным для нее. Что-либо прогнозировать Валя не хотела, единственное, что она пообещала себе, – обманов больше не будет. Она не хочет больше видеть его отчужденным, сочиняющим несуществующие причины опозданий, отводящим глаза. Она не поставит его перед выбором. Если ее сердце снова подскажет, что Вадим душой не с нею, она уйдет сама, без упреков и скандалов. Она устала бороться. Даже такая любовь, какую она испытывала к Вадиму, может не выдержать постоянных испытаний на прочность. Валя вздохнула. Она ни о чем не жалела – пять лет с любимым человеком это подарок судьбы, это счастье, но сколько сил стоило ей сохранять его. Если это нужно ей одной, она уйдет. Может быть, постоянная неудовлетворенность и есть его суть, суть мужчины, избалованного женским вниманием? Вадим с самого начала говорил, что из него не получится идеального мужа. Он мягко предупреждал, что легко с ним не будет. «Конечно, надо быть такой максималисткой, как я, чтобы понадеяться на все изменяющую силу любви. Господи, за что же я его так люблю? И не объяснить. В том-то и дело, что люблю я, а он лишь принимает мои чувства. Только принимает, снисходя, проявляя должное уважение. Он не может кому-то принадлежать. Он живет своими мерками, в своем мире и в нем нет места такому качеству, как верность. Это атавизм, от которого Вадим давно избавился. Мы всегда будем просто рядом… Это невыносимо даже для такой всепрощающей натуры, как я». – С этими грустными мыслями, от которых в горле у молодой женщины стало сухо, колко, она тоже уснула.

Лунный свет освещал их, таких близких и таких далеких одновременно. Сейчас они вместе, а может быть – уже врозь. Ровное дыхание обоих сливалось в тихий вдох и более шумный выдох. На лицах нет ни тени тех сомнений и проблем, которые мучили уставший разум. Он сейчас отдыхал, рисовал несуществующие картины снов, дарил нереальные приключения и ощущения. В этом мире, где нет сознания, где оно устало спит, поддавшись привычному ритму, каждая минута приближала пробуждение. Оно изменит все: дыхание, мысли, выражения лиц, заставит произносить слова. И не всякое слово будет правдой, ведь так часто каждый из нас ищет спасение во лжи. Одна ложь порождает другую, и порой настает момент, когда ее становится слишком много. Она ложится непосильным грузом на плечи и давит, прижимает к земле, не дает распрямиться и прямо смотреть в глаза любимым, близким, чужим. Взгляд, устремленный вниз, надоевшая картина, и так хочется снова увидеть звезды. Но только пытаешься поднять голову, как чувствуешь, что теряешь равновесие, и снова опускаешь взор вниз – от этого страдает, плачет израненная душа, ее уже не спасти…

Вадим выехал со стоянки еще затемно. Он проснулся очень легко – на часах была половина четвертого. Засыпать снова не было смысла. Осторожно поднявшись, он потихоньку вышел из спальни, прикрыл дверь и зашел в ванную. Утренний душ всегда приводил его в хорошее расположение духа, словно вместе с потоками воды уходили в сточное отверстие все проблемы, захлебывались и уносились далеко-далеко, откуда нет возврата. Вадиму не хотелось закрывать воду. Он все стоял под горячим душем, прислушиваясь к своему состоянию. Не было желаемого спокойствия, но и вчерашней паники, отчаяния тоже не было.

Приведя себя в порядок, Вадим вышел из ванной комнаты, заметив, что на кухне горит свет. Там уже хозяйничала Валя. Запах ароматного кофе был слышен не только на кухне, куда заглянул Белов. На столе уже стоял стакан апельсинового сока, а на большой тарелке лежали красиво оформленные бутерброды. Валя всегда все делала так: она не могла просто отрезать хлеб, намазать его маслом и покрыть тонким ломтиком сыра. Обязательный маленький штрих в виде веточки петрушки, тонкой дольки лимона, сладкого перца – это необходимое дополнение. Она делала так не для того, чтобы лишний раз получить похвалу, просто в этом была ее суть: все должно быть красиво, законченно, от души.

– Доброе утро, Сергеевна, – Вадим подошел к Вале и поцеловал ее в щеку. Она обернулась, бросила на него быстрый, внимательный взгляд – от вчерашнего, ставшего чужим, колким, мужчины не было и следа. Привыкшая за эти годы к частым переменам в его настроении, Валя решила начать день как ни в чем не бывало. Никакого выяснения отношений, тем более перед дорогой, обычные банальные разговоры о завтраке.

– Доброе утро, Вадюша. Выпей сок, а через пару минут будут готовы мюсли, – увидев, как Вадим поморщил нос, добавила: – Нет более полезной еды, чем овсянка с утра, даже в современной обработке и с дополнениями.

– Слушай, а почему так: или вкусно, или полезно? Соединить можно? – залпом выпив сок, спросил Вадим.

– Неправда, а как насчет любимого сока?

– Он любимый и этим все сказано. Кто-то не переваривает апельсины.

– Меньше философии, время идет, – укладывая бутерброды в пакет, сказала Валя.

Вадим переоделся и начал с явным неудовольствием медленно жевать овсяные хлопья. Он жалобно посматривал на Валю, но она пила кофе и только посмеивалась.

– Я понял, – проглотив очередную порцию каши, произнес Вадим, – ты надо мной вместо Димки потешаешься, да?

– Как тебе не стыдно!

– Шучу, шучу. Только для завтрака слишком рано. Налей мне кофе без сахара, пожалуйста. – Когда с завтраком было покончено, Вадим взглянул на часы – начало пятого. – Все, Валюша. Спасибо, поехал я. Будем считать, что на дорожку мы уже присели.

Он не дал Вале возможности возразить, быстро вышел в коридор, где его ждала сложенная с вечера сумка. Оделся, бросил на себя последний взгляд в зеркало: слишком парадный вид для дороги. И вдруг спросил: