Ему ужасно хотелось отослать Эллору вместе с ее дочерью обратно к сэру Найджелу, но он прекрасно понимал: чтобы обеспечить свое будущее в Гринли, следует соблюдать осторожность и держать себя в руках.

Тристан закрыл двери зала и повернулся к женщинам. Их взгляды, направленные на него, походили на смертоносные кинжалы, и он понял, что ему предстоит величайшая битва в жизни.

Окруженная неусыпными заботами Минервы, Хейд впала сначала в дремоту, а потом, крепко уснула. И ей приснился сон.

Она увидела себя в незнакомом зале, заполненном танцующими людьми в роскошной яркой одежде. Пары кружились и проплывали мимо, мелькали, смеялись и улыбались, по-видимому, очень довольные. Какое-то время Хейд как бы издали наблюдала за ними, а потом начала различать лица танцующих.

Тут были Найджел и Эллора, Джон и Мэри, снова ожидающая ребенка, Дональд с трупом своей жены, улыбавшейся, несмотря на следы побоев на лице. И были ее, Хейд, отец с матерью, окруженные призрачным сиянием. Увидев странную парочку — Минерву и Баррета, — Хейд невольно улыбнулась. Когда же мимо проплыли в танце Тристан и Солейберт, сердце ее дрогнуло. Но сестра с лордом Тристаном стремительно куда-то исчезли, и она тотчас же забыла о них. Музыка же звучала все громче, и ей очень хотелось присоединиться к танцующим, присоединиться к веселью.

Но в какой-то момент она вдруг поняла, что улыбки на лицах танцующих не более чем свирепый оскал. А чудесная, как ей поначалу казалось, музыка превратилась в ужасный скрип и скрежет, так что хотелось покрепче зажать уши.

— Прекратите! — закричала Хейд. — Уберите эту музыку!

Она рванулась к музыкантам, стоявшим у стены, и вдруг ударилась о стену темницы. Да, каким-то образом оказалось, что она в темнице. Хейд бросилась к зарешеченному окну и вцепилась в железные прутья с такой силой, что изранила пальцы в кровь.

— Уберите музыку! Она их убивает! — кричала Хейд. Теперь зал находился по ту сторону зарешеченного окна.

— Нельзя отменить то, что нам неподвластно! — раздался мелодичный мужской голос.

Хейд окинула взглядом танцующих, чтобы найти среди них говорившего. И в следующее мгновение она увидела его в дальнем конце зала на высоком помосте. Это был Фаро, темнокожий спутник Тристана. Его белые одежды источали сияние, и Хейд почему-то нисколько не сомневалась в том, что именно его голос она слышала, хотя губы Фаро не шевелились.

— Глупо бороться с неизбежным, — продолжал смуглый чужеземец. — В таких случаях лучше смириться.

— Неужели ты не видишь, что происходит?! — закричала Хейд. — Ведь они все умрут!

— Ты ошибаешься, — с невозмутимым видом возразил Фаро. Он махнул рукой, в сторону кружившейся в танце толпы. — Неужели не видишь? Они уже и так мертвы!

— Все равно пусть остановятся! Заставь их остановиться! — закричала Хейд, дергая за прутья решетки.

Тут Тристан и Солейберт снова промчались мимо нее с неподвижными, точно маски, лицами.

— Но ведь они танцуют для тебя, — сказал Фаро. — Пока ты будешь на них смотреть, они будут танцевать.

— Но я не могу отсюда уйти! — в отчаянии закричала Хейд. — Я в темнице!

— Ошибаешься, — с мягкой улыбкой возразил Фаро. — Если ты посмотришь, что у тебя за спиной…

Хейд обернулась и замерла в изумлении. Там, где всего несколько мгновений назад находилась стена, теперь раскинулся широкий луг, ярко освещенный солнцем. А вдали виднелся хорошо знакомый ей холм. Снова обратив взгляд к залу, она увидела, что почти все танцоры теперь лежали на полу, и было очевидно, что они мертвые.

Хейд медленно попятилась от зарешеченного окна, и музыка стихла. Она все дальше отходила от окна, и фигура Фаро становилась все меньше. Но голос его звучал все так же отчетливо.

— Вот урок для нас всех, — говорил Фаро. — Тебе надо сделать выбор. Но ты должна знать: твой выбор отразится на судьбе других людей.

Внезапно Хейд ощутила под босыми ногами прохладную мягкую траву.

— Ты танцуешь или нет? — прозвучал чей-то голос совсем рядом.

Хейд подняла голову и осмотрелась. Но на лугу, кроме нее, никого не было. Она снова повернулась лицом к залу, но оказалось, что и зал, и ее каменная клетка исчезли, а на их месте возникли невысокие холмы и лужайки.

Хейд в изумлении осматривалась, но нигде не видела ни птиц, ни жужжащих пчел. Не видела ни одного дома и ни одного дерева. Она даже солнца на небе не увидела, хотя был ясный, безоблачный день. И здесь царила какая-то странная гнетущая тишина, которая казалась оглушительной.

— Эй, кто-нибудь! — крикнула Хейд.

Но ее крик не раскатился по широкому лугу, а тотчас же вернулся к ней и ударил эхом в лицо, будто она крикнула в пустую чашу. Хейд вздрогнула и, приложив руки ко рту, снова закричала:

— Эй, есть здесь кто-нибудь?!

Но на сей раз голос ее прозвучал совсем тихо, словно она не кричала, а шептала. Хейд в ужасе вздрогнула, и сердце ее бешено забилось, а голова закружилась, и все поплыло перед глазами.

Почувствовав, что ноги ее подгибаются, она опустилась на траву и обхватила колени дрожащими руками. В следующее мгновение она поняла, что совсем не может дышать и вот-вот задохнется. Судорожно хватая ртом воздух, она пыталась закричать, но не могла издать ни звука.

И никто не приходил ей на помощь.

Отправив Хейд отдыхать и вернувшись к Эллоре и Солейберт, Тристан вдруг понял, что ужасно устал и не сможет сейчас говорить о делах. Поэтому он ограничился тем, что предложил матери и дочери свое гостеприимство, и сказал, что им следует отдохнуть после долгой дороги. Женщины выразительно переглянулись, однако не стали возражать и, последовав за слугами, отправились на отдых, каждая в свою комнату.

С облегчением вздохнув, Тристан вышел во двор и тотчас же увидел Фаро, мрачного как грозовая туча.

— В чем дело, Фар? — спросил Тристан, приблизившись к другу. — Тебя что-то тревожит?

Фаро пожал плечами, потом проворчал:

— Да, пожалуй. Мне не нравится, что ты предаешь леди, милорд.

— Ты говоришь о леди Солейберт?

— Да, о ней. — Ноздри Фаро раздувались, и было очевидно, что он с трудом сдерживает гнев. — Она видела тебя с другой. С той, ради которой ты готов отказаться от ее руки.

— Да как ты сме… — Тристан в смущении умолк. Он понял, что будет лучше, если все объяснить другу. — Да, Фар, ты прав. У меня нет ни малейшего желания связывать свою судьбу с леди Солейберт. Я намерен обратиться к Вильгельму с петицией. Хочу, чтобы он освободил меня от этой навязанной мне помолвки.

— Ты желаешь другую, — отрывисто проговорил Фаро. — Ту, что являлась к тебе во снах.

Тристан с удивлением взглянул на друга: