Заиграла мандолина, нежно и чувственно, её страстный призыв подхватила скрипка. На подмостках появилась певица в голубом платье. Она почему-то сразу посмотрела на капитана, быстро отыскав его взглядом. Она запела, и все в зале тотчас подумали, что певица поёт сейчас для кого-то одного.

Норма Джин была невысока ростом, хорошо сложена, с пепельными, поднятыми вверх волосами и гордым детским ртом. Капитан ощутил мелодию всей кожей: в этом пении ему чудились обрывки давних грёз, старательно забытое сверкание переливчатой парчи, белая пена кружев, заломленные женские руки.

У певицы был странный голос – мятежный и ужасно печальный, а может быть, это просто песни были такие. Она пела о полевой ромашке, сорванной и брошенной безжалостной рукой, о мокрой мостовой, над которой завывает ветер, о холодном тумане, о пьяных глазах, жалких монетах и бездушных слезах. От этих песен хотелось услышать чей-то зов и откликнуться, но каждый в зале с горечью понимал, что никто его не позовёт, потому что рядом нет никого.

В трепетном свете множества свечей лицо певицы казалось очень бледным, и капитану казалось, что он сразу узнал это лицо, словно оно состояло из многих-многих знакомых ему женских лиц, очень важных когда-то, но потом забытых до стёртого, бесцветного воспоминания. И вот опять это лицо возникло перед ним, но сейчас оно было озарено какой-то волнующей и погибельной красотой… «Зыбкое лицо, – подумалось капитану, – зыбкое, как море: чуть переменится ветер, и его выражение станет иным». Это лицо уже дурманило его, как начало лёгкого опьянения, и он уже чувствовал, уже понимал, потому что не мог не понимать, что будет дальше.

Джентльмены, замерев, смотрели на сцену, и вдруг доктор Легг услышал севший голос капитана, который, не отводя глаз от певицы, сказал:

– Джеймс, найди мне цветы… Где хочешь, но найди.

Доктор удивлённо глянул на капитана: тот смотрел на подмостки заворожённым взглядом, весь подавшись вперёд, весь поглощённый тем, что там происходило – кажется, он даже уже и не помнил, что сказал только что. Доктор встретился взглядом с мистером Трелони и опять посмотрел на капитана, – у того на высоком лбу от напряжения налилась жила, – и встал со стула. Тут песня закончилась, в зале захлопали, и в этом шуме доктор вышел из зала. Капитан, казалось, его ухода даже не заметил.

Доктор Легг перешёл улицу и в вестибюле своей гостиницы, – будем так, на французский манер называть нижний зал «Золотой короны», – подошёл к хозяину и спросил:

–А скажите, любезнейший, где я у вас в городе могу купить цветы?

– Цветы? Купить? – На изумлённом лице хозяина была написана мысль, что он никогда в жизни не слышал ничего глупее.

– Да, купить цветы, – повторил доктор, совсем не смутившись, и добавил: – Очень надо.

– Так цветы у нас выращивает только миссис Аэртон, – речь хозяина звучала как-то странно, тот уже оправился от изумления, но какая-то новая мысль словно засверкала в его маленьких, заплывших глазках. – А вот продаст ли она их вам?

– Ну что же. Спросить ведь можно? – настаивал доктор. – Где я могу её найти?

Хозяин заулыбался, он уже даже не скрывал своего удовольствия.

– Миссис Аэртон живёт в доме своего супруга, мистера Аэртона, – насмешливо сказал он. – Это самый большой дом по центральной улице возле ратуши, не доходя до митингхауса… Вам каждый покажет, если спросите.

Доктор учтиво поклонился и направился к выходу.

Хозяин проводил настойчивого постояльца ядовитым взглядом… «Скажите на милость, – подумал он. – Цветы ему подавай, да ещё цветы самой миссис Аэртон!» От этих приезжих всего можно ожидать!

****

Уже стемнело, но поздно для визита не было, и доктор Легг решил попытать счастья. Отыскав взглядом Платона, который сидел среди рабов, ожидающих своих хозяев, он кивком подозвал его и объяснил, что им надо найти дом миссис Аэртон.

Платон вернулся к рабам. Те дружно стали показывать ему на конец улицы, освещаемый луной, масляными фонарями и неярким светом из окон домов. Доктор и Платон пошли по улице и вскоре, в самом деле, увидели большой и красивый дом, в окнах первого этажа которого сквозь ставни пробивался свет. Этот дом действительно выделялся среди остальных таких же фахверковых построек – домов с деревянным, обшитым тёсом каркасом и высокими щипцами крутой крыши.

Доктор постучал дверным молотком. Дверь открыл чернокожий слуга. Доктор объяснил ему вкратце суть своей просьбы. Слуга ушёл, потом вернулся и впустил его в прихожую. Вскоре там появился явно заинтригованный хозяин дома.

Хозяин дома, мистер Аэртон, высокий мужчина лет сорока с надменным и властным лицом имел тёмные, стянутые сзади в хвост волосы… «Красивый мужчина, – подумал доктор, – вот только рот подкачал». Рот у мистера Аэртона был узкий, язвительный, этакий слизняк, а не рот. Он, казалось, дёргался, извивался и существовал на этом холёном, красивом лице своей собственной жизнью, рот выдавал мистера Аэртона, не подчиняясь, не слушаясь его.

Доктор поклонился и произнёс, как можно учтивее:

– Я прошу меня извинить, сэр, если невольно потревожил вас. Меня зовут Джеймс Легг, я врач с торгового судна «Архистар». Мы проездом в вашем городе. Но, видите ли, в чём дело… Мне нужны цветы… Цветы для моего друга, а во всём городе, как мне сказали, цветы есть только в вашем доме. Вот я и осмелился побеспокоить вас. Не продадите ли вы мне что-нибудь?

Под пронзительным взглядом хозяина доктор совсем смешался и умолк. Наконец, глаза хозяина смягчились, и он сказал с улыбкой, от которой рот его опять дёрнулся куда-то на сторону:

– А, так это вам надо спросить у миссис Аэртон. Я думаю, ей будет даже интересно. Пройдите в парлор, сэр…

Хозяин сделал приглашающий жест, и доктор проследовал за ним в гостиную, которая была обставлена пышной позолоченной мебелью, явно французской. На стенах висели портреты в старомодной английской манере. Доктор заметил мельком, что в лицах особ, изображённых на портретах, проглядывало явное сходство с чертами лица хозяина.

Вскоре к ним вошла бледная, бесцветная женщина с усталым и добрым лицом. У неё были беспокойные тёмные глаза, которые с напряжением застыли на лице доктора Легга, пока тот ещё раз высказывал свою просьбу. Наконец, хозяйка словно успокоилась и сказала почему-то с облегчением:

– Да, во всём городе только я выращиваю цветы. Остальные считают это пустой тратой времени. Садитесь, пожалуйста… Откуда, вы сказали, вы прибыли?

Она улыбнулась доктору – у неё была хорошая, домашняя, от которой доктор Легг немного приободрился.

– Мы пришли из Бристоля, – сказал он. – Наша шхуна осталась на ремонте в Бостоне. А здесь мы остановились в «Золотой короне». И…

Тут доктор запнулся, внутренне ахнув: при упоминании о «Золотой короне» словно тень страшной тревоги прошла по невыразительному до этого лицу миссис Аэртон. Она быстро глянула в сторону мужа и тут же отвела взгляд. Доктор тоже невольно посмотрел на хозяина дома: тот сидел совершенно свободно нога на ногу, в расслабленной позе, и только рот его опять норовил скривиться в тонкую злую нить.