Проводник потрогал свой амулет в форме звезды, чтобы удостовериться, что тот по-прежнему приколот к его рубахе. Если будет нужно, он всегда сможет прибегнуть к его магии, чтобы удрать.

Вейлас поплыл к существу.

Подобравшись ближе, он увидел, что кожа у того темная, как у дроу. Голова его была лысая, и тело блестело в свете медуз. Кожу покрывал слой зеленоватой слизи. Когда Вейлас оказался от него шагах, наверное, в десяти, существо, должно быть, почувствовало его присутствие. Оно резко ударило хвостом и развернулось. Увидев его лицо, Вейлас задохнулся от изумления. Высокие скулы и заостренный подбородок придавали существу явное сходство с дроу. У него даже были красные глаза, но зато не было ушей — лишь грубые рубцы вокруг дырок в голове, похожие на оплавленные остатки ушных раковин. На руках существа — одна из них подгребала назад и вверх, чтобы удерживать тело на месте, а другая сжимала посох — были большие пальцы, но кроме них — лишь еще по два пальца, соединенных широкой кожистой перепонкой.

Вейлас открыл было рот, потом вспомнил, что дышит водой и говорить не может. Повинуясь внезапному порыву, он попытался заговорить на языке жестов дроу. Проводник осмотрительно составил подчеркнуто нейтральный вопрос. Он не знал, является ли существо другом или врагом аболетов.

— Это ведь озеро аболетов, верно? — спросил он. — Их город где-то рядом?

Он не рассчитывал на ответ. Разведчик, рассказавший ему об озере Форуут, говорил, что мало кто из дроу бывал там.

Тем более Вейлас был потрясен, когда существо отозвалось жестами, хотя и неловкими из-за неуклюжих перепончатых пальцев:

— Ты ищешь аболетов? Ты что, спятил? Беги, пока они…

Похожее на дроу существо содрогнулось, словно от удара. Выронив посох, оно скрючилось, обхватив перепончатыми руками голову, разинув рот в безмолвном вопле. Вейлас крутнулся на месте и схватился за ножи, выискивая опасность, но прежде, чем он успел метнуть их, пронзительный высокий звук ввинтился в его череп.

Громче всего, что ему довелось слышать в жизни, этот вопль вонзился в мозг, заставляя его тело спазматически содрогаться. Вейлас скрючился точно в такой же позе эмбриона, выпучив от боли глаза и прижимая руки к ушам.

Это не помогло. Вопль продолжался, эхом перекатываясь внутри его черепа, пока Вейлас не понял, что кость сейчас расколется на кусочки, словно хрустальная. Потом тишина и мрак милосердно поглотили его.

Халисстра сидела, поджав ноги, на сыром каменном полу пещеры, единственный выход из которой находился высоко вверху. Стены пещеры были покрыты рисунками, нанесенными прямо по камню, их линии вторили естественным изгибам скалы. Изображенные в полный рост дроу простирали руки к небу, глаза их сияли восторженным стремлением. Все это были изображения взрослых, но у каждого из них имелась пуповина, которая змеилась по стене до самого пола, подобно корню.

Руки Халисстры больше не были связаны, но она имела столько же шансов сбежать из пещеры, сколько нарисованные фигуры — сойти с каменного «холста», удерживающего их. Стены были по меньшей мере в три ее роста и сходились вверху к отверстию в потолке, поэтому вскарабкаться по ним без помощи магии было невозможно. Ее тщательнейшим образом обыскали, отобрав все магические приспособления и оружие, а заклятие, наложенное на Халисстру жрицей, лишило ее возможности не только петь, но даже напевать без слов — возможности воспользоваться магией баэ'квешел.

Когда Рилд ушел, жрица, убившая тролля, телепортировала Халисстру в эту пещеру и исчезла. Первая Дочь Дома Меларн провела здесь весь день. Сначала она без устали мерила пещеру шагами, выискивая путь на волю. Смирившись наконец с тем, что угодила в западню, она уселась скрестив ноги и погрузилась в Дремление. Очнувшись от грез, она наблюдала, как кружок неба над головой стал сереть, потом почернел. Дождь прекратился, но небо все еще хмурилось. Не видно было ни луны, ни звезд. Халисстре даже почудилось на миг, что она в Подземье — что над пещерой есть туннель или проход. Но долетающий в отверстие ветер, пахнущий землей и древесной корой, разрушал эту иллюзию, как и негромкие раскаты далекого грома. Да еще папоротники, свисающие в лаз, словно пряди волос. С их мокрых стеблей падали капельки дождя.

Снаружи донеслось пение. Это были голоса жриц, собравшихся, чтобы решить судьбу Халисстры. Их песни вторили серебряный напев флейты и быстрый перезвон мечей, стаккато ударов металла о металл, Халисстра подумала, что, возможно, это только ее воображение, но песнь, кажется, достигает своего крещендо. Она решила, что вот-вот появится одна из последовательниц Эйлистри и сообщит, каким образом Халисстре предстоит умереть.

Она приготовилась к неизбежному. Так или иначе — от магии их вероломной богини или от холодной стали — она должна будет умереть. Жрицы, должно быть, уже опомнились и поняли, что, клянясь в верности Эйлистри, Халисстра лишь выгадывала время. Теперь для нее пришла пора молиться и готовиться к переходу в иные сферы — но молиться какому божеству?

Халисстра знала множество молитв к Ллос — молитв, которые она могла бы прочесть при помощи рук, на безмолвном языке жестов, — но их никто не услышит, никто не увидит. Ллос исчезла и не внимает больше молящимся ей. Она даже не наказывает отступников. На Дне Дьявольской Паутины нет больше душ умерших, и Халисстра вынуждена была сделать вывод, что те, кто предан Ллос, исчезают в небытии, так же как это случилось с их богиней.

Может, вместо Ллос Халисстре стоило бы помолиться Селветарму, воителю Паучьей Королевы? Насколько она могла судить, он, возможно, все еще сражается с Варауном и не услышит ее, а может, хуже того, он уже погиб. Остался ли еще хоть кто-нибудь из богов, внимающий смертным?

Халисстру пробрал озноб, она подтянула колени к груди и обхватила их руками. По крайней мере Рилд в безопасности. Сдавшись, она спасла его. Она уткнулась было подбородком в колени и вздрогнула, задев ранку от меча Рилда. Порез был крохотный, длиной с ноготь большого пальца, но горел, будто его прижгли раскаленным железом. Он открылся и снова начал кровоточить, хотя Халисстра едва коснулась его подбородком.

Пение снаружи прекратилось. Халисстра услышала наверху шорох и, подняв взгляд, увидела Фелиани, стоящую на коленях среди папоротников и смотрящую на нее сверху вниз. Жрица оттерла лицо от черной краски, ее кожа оказалась нездорового белого цвета. Глядя на нее, Халисстра поняла, что, пожалуй, ошибалась насчет того, будто небо затянуто тучами; луна, должно быть, выглянула из-за облаков, поскольку на миг Фелиани озарило слабое серебристое сияние. Потом оно исчезло, и лицо жрицы снова стало отчетливо различимым.

— Ну? — знаками спросила Халисстра. — Какая участь меня ждет? Песнь — или меч?

— Песнь, — ответила Фелиани.

Халисстра мрачно кивнула и поднялась. Она хотела встретить смерть стоя.

— Я готова, — показала она, напряженно, резко двигая пальцами.

Круглое лицо Фелиани расплылось в усмешке. С точки зрения дроу, это должно было быть злорадное торжество, но Фелиани выглядела столь простодушной и наивной, что Халисстре на миг померещилась теплая улыбка. Она выбросила эту глупую мысль из головы и неподвижно стояла, ожидая.