если ты заплачешь? Иди ко мне. – Совершенно естественным жестом он привлек ее к себе, касаясь щекой пушистых волос с нежным ароматом шампуня, и постарался успокоить, как мог.

Она сдерживалась еще несколько секунд, потом тихо полились слезы, и наконец она зарыдала в полную силу. Он поглаживал ее спину, шепча утешительные слова, прижимал к себе, пока она не начала затихать. Эйва отстранилась и вытерла мокрые глаза.

– Прости. – Она вынула из сумки салфетки и высморкалась. – Страшно представить, как я выгляжу. Весь макияж насмарку.

– Ты прекрасна, – неожиданно для себя произнес Лайм.

– Опухшая, зареванная, с красными глазами, но мне стало лучше. Тем не менее не представляю, что делать дальше.

– Поговори с мамой. Скажи, что пострадает «Дольче». У нее нет шансов выиграть дело, но тяжба затянется на годы.

– Ей безразлично. Ты прав: у нее помутился разум. У нее навязчивое состояние, которое началось еще при жизни отца и продолжается сейчас, – устало заметила Эйва. – Всю жизнь она боялась, что отец бросит нас, вернется к первой семье. Она изо всех сил старалась быть идеальной женой, чтобы удержать его. – Эйва замолчала и сделала глоток вина.

– А ты всю жизнь старалась быть идеальной дочерью.

– Да, мы были в сговоре. Помню, мама рассказывала всякие ужасы про Луку и Джоди, а я представляла страшные картины, как они прячутся по углам и похищают моего отца. Потом мне начало казаться, что я недостаточно хороша, чтобы он остался с нами.

Лайм представил весь груз тревоги и ответственности на плечах маленькой Эйвы, и многое стало понятно. Вот откуда ее идеальная улыбка, безупречный вид, умение в любой ситуации играть отведенную ей роль, а главное – желание всем угодить.

– Но это не твоя забота.

– Нет, но жизнь диктует свои правила, не так ли? Ты не должен был брать на себя заботу об отце и отвечать за счастье матери.

– Это другое дело. У мамы был шанс обрести счастье, но она отказалась от него ради меня.

– Нет, – покачала головой Эйва. – Твои родители сами принимали решение о браке и твоем рождении. Вообще‑то для родителей естественно ставить благополучие ребенка выше собственного. Твоя мать сделала правильный выбор. Думаю, она снова поступила бы так же.

– Но для твоей матери счастье дочери не было главным приоритетом.

– Все не так просто, – покачала головой Эйва. – Отец был ее кумиром, и она считала, что я чувствую то же, и мое счастье напрямую связано с ним. Она, собственно, и завела ребенка, чтобы удержать его.

Лайм снова прижал к себе Эйву, словно защищая от махинаций родителей, где она стала заложницей игры амбиций.

– Но я думал, брак твоих родителей похож на сказку.

– Я уже говорила, что мама – королева интриги. Теперь я уверена, что отец оставил первую семью ради денег и связей, чтобы открыть «Дольче».

– Он мог взять кредит в банке.

– Но предпочел более легкий вариант. Скорее всего, мама заворожила его. Она всегда говорила, что это была любовь с первого взгляда. Она увидела его и решила заполучить любой ценой, а потом всю жизнь удерживала.

– Думаешь, он любил ее?

– Не знаю. – Эйва пожала узкими плечами. – Что такое любовь? Вероятно, он думал, что цель оправдывает средства, он жил словно в золотой клетке с подобием семьи. Вряд ли отец был счастлив, хотя убеждал себя в этом.

Сердце Лайма разрывалось от сочувствия. Он представить не мог, каково это – жить, зная, что для матери ты всего лишь инструмент, а для отца всегда на втором месте после оставленных детей.

– Но он любил тебя.

– Да, и поэтому я помогаю ему примириться с прошлым.

– Мне жаль, Эйва. Эта ноша слишком тяжела для одного человека, – сказал Лайм, думая о том, что она не сломалась под моральной тяжестью.

– Мне не нужна жалость, – повернулась к нему Эйва. Всполохи огня позолотили мягкие локоны, осветили классические черты, подчеркнув силу и твердость характера. – У меня была хорошая жизнь. Я ни в чем не нуждалась материально, и отец любил меня. Даже родители по‑своему были счастливы. Главное – меня окружали друзья. Если бы я только знала, как добиться успеха в любимой работе.

– Я испытываю к тебе не жалость, а восхищаюсь тем, как блестяще ты справляешься с трудностями.

Их взгляды встретились, и Лайм не удержался от искушения. Эйва была так близко, была так прекрасна. Он наклонился и прикоснулся губами к ее нежным губам. Эмоции захватили его, поцелуй стал глубже. Эйва обняла его за шею, прижалась всем телом. Мир словно растворился. Лайм понимал, что поцелуя недостаточно ни ему, ни Эйве – она пылала от желания. Ему хотелось ласкать ее, чувствовать ее тело, наслаждаться им. Рука Лайма скользнула под шелковую блузку, коснувшись теплой кожи. Эйва прижала ладонь к его груди там, где билось сердце.

– Эйва, – еле слышно прошептал он.

Она прижала палец к губам.

– Ш‑ш‑ш. Я хочу этого, Лайм. Хочу забыть этот мир, уйти от реальности. Мне достаточно просто чувствовать.

В душе Лайма шевельнулась тревога, внутренний голос о чем‑то предупреждал, но Лайм не желал слушать. Ему никогда не было так хорошо.

– Ты нужен мне, – сказала Эйва.

– Я хочу тебя, – кивнул он. – Тогда чего мы ждем? – Голос, хриплый от страсти, едва слушался его. Но тут он вспомнил, что не готов к такому повороту событий.

Словно прочитав его мысли, Эйва прижалась теснее:

– Не беспокойся. Аптечка в ванной пятизвездочного отеля включает коробочку с презервативами. Я видела ее в шкафчике.

Лайм вздохнул с облегчением. Он протянул Эйве руку, и они поднялись по спиральной лестнице в роскошную спальню. Лайм опрокинул ее на кровать под россыпью сверкающих звезд.

Глава 14

Утром Эйва открыла глаза и оглядела ворох смятых простыней. Румянец залил ее щеки при виде разбросанной по полу одежды. На минуту она вернулась к воспоминаниям о прошедшей ночи: желание, страсть, смех и радость, сплетение тел, когда они узнавали и любили друг друга.

Но где же Лайм? А главное – что дальше? На мгновение Эйве захотелось нырнуть под одеяло и затаиться, но тут в спальню заглянул Лайм.

– Доброе утро, соня. Завтрак готов. Настоящий английский из свежих фермерских продуктов.

– Буду готова через десять минут.

Ей надо собраться с мыслями. Эйва ничуть не жалела о прошедшей ночи, хотя понимала – этого не должно было случиться. Так или иначе, прежде всего ей надо знать, что думает Лайм. Все, что она знала, – это его нежелание заводить постоянные отношения и эмоциональную привязанность. Он довольствовался короткими