– Не знала, что вы занимаетесь этим делом, – сказала Амалия, пытаясь выиграть время для того, чтобы собраться с мыслями.

– Зато теперь знаете. – Анри Готье взглянул на листок, и между его бровями пролегли вертикальные морщинки. – Можно задать вам вопрос, госпожа баронесса? В каких отношениях вы состояли с адресатом письма?

– Это уже ни на что не похоже! – возмутилась Амалия.

– Я ждал, что вы скажете нечто подобное, – заметил инспектор. – Тогда, может быть, вы мне объясните, зачем вам понадобилось назначать графу де Монталамберу свидание в вечер пятницы, за несколько часов до того, как его убили?

До последнего вопроса Готье Амалии казалось, что ничто больше не способно удивить ее сегодня. Но инспектор удивил ее, и еще как удивил!

– Я назначала графу свидание? – пролепетала она, плохо соображая, что говорит. – Свидание в пятницу?

– Ну да, – отозвался Готье. – Вы же сами прислали ему письмо.

Это уже было интересно! Она должна выяснить все до конца. Что за чертовщина, в самом деле? Какое еще приглашение?

– Покажите! – потребовала Амалия, протягивая руку.

Готье пожал плечами, спрятал в карман первое письмо, в котором Амалия умоляла графа сжалиться над ней и проявить благородство, после чего выудил из своего сюртука другой листок, точь-в-точь похожий на первый.

– Боюсь, я не могу дать его вам в руки, – извиняющимся тоном промолвил он. – Ведь он – вещественное доказательство.

Едва Амалия взглянула на листок, как все ее сомнения рассеялись.

– Почерк не мой, – уверенно заявила она. – Это фальшивка. У вас в полицейском управлении должен быть эксперт-графолог, так что покажите письмо ему. Кроме того… Вы позволите? – Она протянула руку и осторожно дотронулась до листка. – Бумага не такая, на которой я обычно пишу, она гораздо тоньше. Конечно, она похожа на мою, но сравните ее с первым письмом, и вы сразу же увидите разницу.

Неожиданно Готье улыбнулся, и вновь Амалия с изумлением отметила про себя, как странно просветлело от улыбки его замкнутое лицо.

– Должен признаться, мы уже обращались к графологу, – сказал он. – Месье Папирюс был категоричен: второе письмо написано не тем же лицом, что первое.

Амалия нахмурилась.

– Но ведь не может быть, чтобы его написали просто так! Я хочу сказать… – Она осеклась.

– Вы правы, мадам, – бесстрастно заметил Готье, убирая письмо в карман. – Это было проделано с вполне определенной целью: убрать месье де Монталамбера из дома на время ограбления.

– Ограбления? – вскинула брови Амалия.

– Да-да, – подтвердил молодой полицейский. – У него в спальне был сейф. Когда мы наконец открыли его, внутри ничего не оказалось, между тем как лакей совершенно точно помнил, что его хозяин прятал туда красивую резную шкатулку.

Амалия, у которой эта шкатулка сейчас лежала в сумочке, невольно похолодела и нервно вцепилась в ручку своего ридикюля.

– Стало быть, они выманили его из дома, – задумчиво заговорила она, – но он вернулся раньше времени, и тогда… тогда они убили его.

– Это мог быть и он, – уронил Готье.

– Что? – Амалия непонимающе уставилась на него.

– Вы говорите «они», как будто вам известны эти люди, – небрежно заметил полицейский. – А ведь это мог быть и он, и она… Мужчина или женщина.

Вот уж воистину, язык мой – враг мой. Мысленно Амалия выругала себя за неосторожность.

– Но ведь в газете писали, что в доме графа побывали грабители, – внезапно вспомнила она. – Поэтому я и сказала «они».

– В какой газете? – деловито спросил Готье.

К счастью, Амалия вспомнила издание и назвала его.

– Прошу меня простить, – промолвил молодой полицейский. – Работа, сами понимаете… – Он развел руками и улыбнулся своей чарующей улыбкой.

Однако Амалия моментально догадалась, что за этим последует. «Ну да, сейчас ты поулыбаешься, чтобы усыпить мою бдительность и расположить меня к себе, а потом – раз! – и огорошишь каким-нибудь головоломным вопросом, от ответа на который я не смогу отвертеться». И чтобы инспектор не понял, что она его раскусила, Амалия постаралась улыбнуться пошире, сделав самое глупое лицо, на какое только была способна.

– Вот видите, как все получается, – сказал Готье бесхитростно. – Вы едва знали графа, а между тем, как только ему принесли приглашение на встречу с вами, он сразу же бросил все дела… и поспешил к вам.

– Не ко мне, – резко сказала Амалия.

– Но он-то думал, что идет к вам, – мягко промолвил Анри. – Поэтому я повторяю свой вопрос: что у вас были за отношения с этим человеком?

– У меня не было с ним никаких отношений, – с металлом в голосе отчеканила Амалия. – И я бы попросила вас, сударь, прекратить свои оскорбительные намеки.

Готье метнул на нее быстрый взгляд.

– Скажите, мадам… Он вас шантажировал?

– Что? – болезненно вскрикнула Амалия.

– В первом письме, которое, по вашему же собственному признанию, писали именно вы, вы умоляете его пощадить вас, – безжалостно продолжал Анри. – Далее вы даете понять, что почти готовы согласиться на его условия. Что за условия? Почему граф с таким нетерпением ждал встречи с вами? Как могло так получиться, что в роковой для графа день в его доме не оказалось ни одного человека из прислуги? Почему человек из русского посольства запрашивал план особняка, в котором проживал граф? Откуда взялось второе письмо, автор которого, несомненно, был знаком с первым, раз имитировал и почерк, и бумагу? Что за оборванец только что сидел рядом с вами на скамейке? Оборванец, с которым вы беседовали, как со старым другом… И, наконец, что за бумаги лежали в сейфе у графа в той самой загадочной шкатулке, которая бесследно исчезла? Скажите…

Но вместо ответа Амалия лишь размахнулась и влепила Анри Готье пощечину. Слишком уж долго она терпела все это.

Инспектор отшатнулся, схватившись за щеку. Амалия поднялась со скамьи. Мгновение баронесса и полицейский смотрели друг на друга, и в их скрестившихся взглядах не было ничего, даже отдаленно похожего на приязнь. Скорее, они напоминали скрестившиеся клинки двух врагов.

– Мне кажется, сударь, вы зашли слишком далеко, – ледяным тоном промолвила баронесса Корф. – Что же до ваших вопросов, то ответы на них ищите сами. Я вам не помощник.

И, даже не кивнув на прощанье растерянному полицейскому, она гордо удалилась. Но, по правде говоря, ее уход куда больше походил на бегство – бегство с поля боя, на котором только что она потерпела сокрушительное поражение.

Войдя в особняк княгини Лопухиной, Амалия налетела на Добраницкого.

– Все в порядке? – спросила она. – Никто не приходил?