– Правда, поволновались мы сразу после взрыва…

– Булькало озеро. И довольно долго. Это остатки газа выходили… Мощность заряда была около 30 килотонн, специальных измерений мы не проводили. Но толчок почувствовали и в Каршах, и в Бухаре, потому так перепугались люди – все-таки зона постоянных землетрясений… Пока мы свертывались, собирали все свое хозяйство, бульканье в озере прекратилось. Чуть позже началась нормальная эксплуатация Памукского месторождения, и ничто уже не напоминало о том, что аварийная скважина погашена с помощью ядерного взрыва.

– А потом?

– Следующие работы прошли в Туркмении. Потом серия экспериментов на выработанных месторождениях нефти. Результаты были получены обнадеживающие, и мы поначалу подумали о том, что придется по программе работать широко. В том числе предполагали помогать и другим странам, тем, кто подписал договор о нераспространении ядерного оружия, но с полным правом сможет использовать промышленные ядерные взрывы.

– И вновь свое слово сказала Америка?

– Да. Там работы по нефти и газу зашли в тупик. Конкуренты тут же сыграли на чувствах людей, общественности. Они использовали устрашающее слово «радиоактивность», хотя в реальности ее не было, и тем самым пустили всю программу под откос. А потому во время переговоров американцы предложили вообще запретить использование ядерных взрывов в мирных целях.

– Всех?

– Поначалу да. Дело в том, что тогда уже сформировались два направления. Камуфлетные взрывы, то есть на большой глубине, где о радиоактивности можно и не вспоминать. И так называемые «вскрышные работы», то есть месторождения, плотины и так далее. После небольшой дискуссии американцы все-таки согласились, что так поступать неразумно, и к 1976 году появился договор об использовании камуфлетных взрывов. «Вскрышные» же направления были запрещены, хотя проектов с работами «на выброс» уже существовало много, да и специальные «изделия» уже были созданы. Я говорю о так называемых «чистых зарядах».

– Это разве возможно?

– Мы получили весьма надежные и перспективные результаты. Чтобы было понятно, объясню в двух словах идею. Главная «грязь» сидит в реакциях деления, и ее несут осколки деления. Если речь идет об «очищении», то нужно резко уменьшить количество осколков деления. Как известно, реакции синтеза дают атомы гелия – они не представляют опасности. Единственное, при реакции синтеза появляются нейтроны, которые активируют окружающую породу, то есть идут ядерные реакции и возникают радиоактивные нуклиды. Но всегда можно подобрать такое «окружение», которое или снизит эту энергию, или образует короткоживущие нуклиды… В этом направлении мы провели обширные исследования совместно с институтами Академии наук и другими организациями. И в результате мы могли с уверенностью сказать, что даже очень мощные «изделия» дадут ничтожный побочный эффект. В общем, речь уже шла о реальных «чистых зарядах».

– Это звучит как фантастика!

– Мы вынуждены десятилетиями ею заниматься… Появилось несколько оригинальных идей. Конечно, это было не строительство гавани, как мечтали американцы, и даже не переброска стока северных рек, как предлагали некоторые у нас, но тем не менее родился, на мой взгляд, добротный проект вскрытия Удоканского месторождения. Если бы мы осуществили его, провели бы вскрышные работы до появления БАМа, то строительство этой железной дороги сегодня было бы оправданным. Конечно, проект грандиозный, нескоро человечество сможет такие работы осуществлять, но я убежден: отказ от вскрышных работ на Удокане с помощью ядерных взрывов – одна из великих упущенных возможностей. Освоение этих районов Сибири затормозилось на многие десятилетия.

– Значит, планы были обширны?

– Реальны. И создали для их осуществления прекрасные «машины» – новые «изделия», приспособленные для разных условий. Позже мы показали их американцам, и те лишь сожалели, что программу не удалось продолжить, и тут же признались, что у них ничего подобного и не было, то есть они не смогли достичь столь высокого уровня в разработке «мирных изделий»

– Почему все-таки остановлена, а затем и прекращена столь эффективная и перспективная программа?

– Больше всего повлиял, конечно, Чернобыль. Радиацию, разные ужасы начали искать по всей стране. Естественно, пошел разговор и о промышленных взрывах. И, что характерно, начали находить радиацию как раз там, где мы не работали и где никаких взрывов не проводилось. Но все приписывалось нам.

– Скажите откровенно и точно: сколько проведено промышленных взрывов?

– Тут нет никаких секретов: 128 промышленных взрывов было проведено, из них два на выброс – экспериментальный взрыв в районе канала и озера. Один – на вспучивание, попытка создать плотину, а остальные – камуфлетные. Среди них серия геофизических взрывов – на больших глубинах и небольшой мощности, что позволило создать геологическую карту страны. Если к этому добавить съемки из космоса, то можно уже выявить геологические особенности, а следовательно, вести целенаправленный поиск полезных ископаемых. К сожалению, до конца эти бесценные данные не обработаны…

– Но тем не менее эффект большой?

– Конечно. Приведу один пример. Еще до войны геологи задумали сделать профиль от Таганрога до Вологды. Первый взрыв сделали, килограммов сто взорвали, но тут началась война… Затем возобновили работы в 46-м году – и с тех пор до 68-го года добрались только до Рязани. Это очень трудные и кропотливые исследования. А весь оставшийся участок, на который обычными методами потребовалось бы десять-пятнадцать лет, мы обработали одним взрывом. В общем, эффект очевиден.

– Я был на нескольких экспериментах по созданию подземных хранилищ. Каковы результаты в этом направлении?

– Взрывы в соляных пластах, а их толщина достигает полутора километров в районе Каспийского моря, были успешными. Соль – удивительный материал, она очень пластична. После взрыва образуется круглая емкость. Десятикилотонный взрыв – это примерно 50 тысяч кубометров полости, куда можно закачивать все что угодно.

– А воду?

– И воду. Она далеко не уйдет, насытится соль, и вода встанет… Но особенно хороши такие емкости для газового конденсата, потому что не нужно строить дорогих и опасных наземных хранилищ.

– Несколько слов о работах в Апатитах?

– У меня лежат два камешка – это оттуда. Дробление руды – тоже перспективное направление. Мы провели два взрыва, активности не было, а эффективность велика. Из-за политических соображений и эти работы были прекращены.

– Ваш вывод?

– Для промышленного применения ядерных взрывов работа нашлась бы, но в нынешней ситуации проводить их невозможно.

– Итак, сделано 128 взрывов. Вы проверяли их действие по активности? Или, возможно, вы «перезаразили» всю страну?

– Конечно, проверяли. И не мы, а огромное количество институтов и учреждений. Везде велось наблюдение, причем очень тщательное. Неужели мы враги сами себе?! И до сих пор осуществляется контроль во всех местах. Скажу прямо – взрывов пять было неудачных, где фиксировались выбросы. Но дело в том, что с таких глубин выбросы очень малы, а потому они составляют приблизительно один процент от общей активности.