Пастор взглянул на девушку недовольным взглядом и спросил:

– Ты опять совершала конную прогулку без сопровождения, Габриэла?

– Я не катаюсь там, где опасно, папа.

– Габи, в наше время опасно везде, – с упреком возразил пастор.

Обратив, наконец, внимание на Волчка, девушка остановилась и уставилась на него широко открытыми глазами. Потом улыбнулась и с некоторым смущением проговорила:

– Папа, давай не будем выяснять отношения при посторонних. Простите нам нашу неучтивость, сударь. – Эти слова относились уже к Егору. – Значит, вы и есть тот самый человек, которого страж Отто нашел на границе Эльстарского леса?.. Что же вы молчите? – удивленно спросила девушка.

– Я… Простите, я просто растерялся. – Волчок заставил себя учтиво улыбнуться, хотя душа его пребывала в большом смятении. Дочь пастора напомнила ему другую девушку – ту, которую он встретил возле клуба «Догилефф». – Вы… так внезапно появились, – с трудом договорил Волчок.

«Выражение глаз, поворот головы, жесты… Все, как тогда у Ники!»

Габриэла хотела что-то сказать, но пастор остановил ее плавным, но властным жестом руки.

– Габи, оставь нашего гостя в покое. Он еще слишком слаб.

– Слаб? – Девушка на мгновение задумалась, а затем лицо ее просияло. – Я заварю ему целебную траву по рецепту безумной Греты! А заодно разогрею похлебку. У твоего гостя вид очень голодного человека, отец.

Габриэла развернулась и направилась к печи. Там она, не дав себе ни секунды на отдых, начала хлопотать по хозяйству, и Волчку стоило больших усилий не смотреть на нее.

Спустя полчаса Волчок и пастор сидели за столом и ели молочную похлебку, заедая ее черным, но беспримесным хлебом. Сама же Габриэла, выставив еду на стол, умчалась во двор по делам.

– Знатный у вас хлеб, отче, – сказал Егор.

– Да. Хлеб хороший. Паства старается приносить мне только такой хлеб. Поначалу я протестовал, но люди стали обижаться. – Пастор Нейреттер улыбнулся. – Они уверены – раз я пастор, наместник Бога на земле, то должен получать только лучшее.

– А вы с этим не согласны?

– Не думаю. У меня за спиной немало грехов, Вольфганг. Я ведь не всегда был пастором.

– А кем вы были раньше?

Пастор вздохнул, и Волчку показалось, что по лицу старика пробежала тень.

– Сейчас не стоит говорить об этом, Вольфганг. Кстати, как тебе похлебка?

Волчок улыбнулся и ответил, что ничего вкуснее в жизни не ел. Щеки пастора зарумянились от удовольствия.

– Это еще что, – не без гордости заявил он. – Попробовал бы ты ее пирожки с луком и капустой. Она готовит их по воскресеньям. Впрочем, у тебя еще будет возможность их попробовать. – Пастор облизал деревянную ложку и положил ее на стол. После чего снова воззрился на Волчка и продолжил: – Воскресенье будет послезавтра, Вольфганг, а ты еще слаб. Куда бы ты ни собирался, тебе придется отложить путешествие на несколько дней. Иначе ты просто не сможешь продолжить свой путь.

Волчок не стал возражать. Чувствовал он себя и впрямь неважно. Кроме того, ему совершенно некуда было идти. Пастор вытер губы льняной салфеткой и грустно проговорил:

– В наше неспокойное время монастыри берут пример с торговых домов и допускают в свои пределы лишь тех, кто достаточно богат, чтобы дать обет бедности.

– А у вас не так? – осторожно спросил Волчок.

– У нас не так, – ответил пастор Нейреттер серьезным и спокойным голосом.

– На что же вы живете? Где берете средства к существованию?

– В нашей общине есть отличные ремесленники, их товар востребован горожанами. Кроме того, община владеет обширными виноградниками, Вольфганг. Мы делаем хорошее вино.

Егор отправил в рот очередную ложку похлебки и спросил:

– У вас большая община?

– Не очень, – ответил пастор. – Нас пятьдесят восемь человек. Половина – люди пришлые. Мы никому не отказываем в приюте, Вольфганг. Часто странники просятся переночевать на одну ночь, а потом остаются здесь навсегда.

Помолчав немного, пастор вздохнул и добавил, как бы следуя внутреннему диалогу, который вел с собой беспрестанно:

– Дьявол ходит меж нами ежечасно, Вольфганг. И набор его уловок безграничен.

Егор отложил ложку, вытер руки об рубашку и задал вопрос по существу:

– Часто ли злые духи вселяются в общинников?

По лицу пастора пробежала тень.

– За последние семь лет это четвертый случай, – ответил он. – Накануне кузнец Ганс сильно усомнился в Христе и потерял опору. Неудивительно, что злые духи воспользовались этим. Господь указал нам четкий и ясный путь к спасению, Вольфганг. И не Его вина, если мы делаем неправильный выбор.

– Четыре случая за семь лет? Думаю, у вас нет повода для большого беспокойства, – заметил Волчок.

– Ошибаешься, сын мой, – возразил, еще больше помрачнев, пастор Нейреттер. – Я сказал, что это четвертый случай за последние семь лет. Но я не сказал тебе, что три из них пришлись на последний месяц. Зло становится сильнее. Вероятно, это из-за недостатка веры, а значит, виноват в этих бедах только я.

– Почему?

– Потому что я пастырь, Вольфганг. А если в стаде гибнут овцы, виноват в этом пастух.

– Даже если они гибнут от волчьих зубов?

– Особенно если они гибнут от волчьих зубов.

Волчок помолчал, обдумывая слова священника, а потом осторожно спросил:

– Что же мешает пастырю завести пастушьих собак?

Пастор Нейреттер посмотрел на Волчка удивленно. Затем его взгляд отяжелел, а на сухих губах появилась мрачная усмешка.

– Сын мой, для человека, который никогда прежде не был в наших краях, ты слишком прозорлив.

– Что вы имеете в виду? – не понял Волчок.

Пастор чуть прищурил припухшие веки и ответил:

– Пастушьих собак.

– Но я…

– Уже поздно, – перебил священник. – Тебе нужно отдохнуть и помолиться. Ты ведь веруешь в Иисуса, не так ли?

– Верую, – слегка растерянно ответил Волчок. – Но боюсь, что вера моя не слишком крепка.

– Это плохо. Злые духи не делают различий межу общинниками и пришлыми людьми. Советую тебе провести ночь в молитвах, если ты не хочешь проснуться со звериными когтями вместо ногтей.

Пастор встал из-за стола, пожелал Волчку спокойной ночи и собрался уйти, но Волчок остановил его.

– Отче, я хотел бы попросить вас об одолжении.

Священник обернулся, пристально посмотрел на Волчка и спросил:

– О каком?

– Вы говорили, что многие странники, просившие ночлега, остались у вас навсегда. Что, если и я поступлю так же?