Наверное, никогда я не был так им рад, как сейчас.

Особенно меня умилила, просто до слез, пузатая сетка больших оранжевых апельсинов, которую держала в руках Роза. Как это знаково — по-нашему, по-северному, где апельсины десятилетиями были в страшном дефиците!

Медсестра, молча улыбаясь, подошла к кровати, что-то там покрутила, где я не вижу, нажала с силой на какой-то рычаг, и я вдруг оказался во вполне комфортной позе. Практически сидя, да еще с поддержкой под колени.

Потом она взяла это розовое, что принесла с собой, и стала осторожно прицеплять мне на шею. С такой чашкой пластиковой, в которую укладывают подбородок. В итоге вес головы стал приходиться на плечи, а не на шею. Неприятно где-то, но все лучше, чем вообще пластом с зафиксированной головой.

Все это время девчата тоже молчали, только строили мне рожицы, хихикая под сурдинку, и помахивали ладошками приветливо из дверей, отпихивая друг друга с прохода.

— Все, — сказала медсестра, — теперь вам с этим филадельфийским воротником придется какое-то время пожить. Кстати за ним аж в Кадис машину гоняли. И если вы мне обещаете, что не будете резко двигаться, то я развяжу вам руки.

— Все что прикажете, сеньорита, — заверил ее с самыми честными глазами. — Выполню любые инструкции. Филадельфийский воротник лучше, чем испанский сапог.

Шутка юмора не прошла. Ноль реакции.

— Вы можете войти, — сказала медсестра девчатам, развязав меня. — Только больного не теребить и руками не трогать.

Красавицы моментально все оказались рядом, рассредоточившись вокруг кровати. Таня, Дюля, Аля, Буля, Фиса, Инга, Роза, Сажи, Галя… Милые мои…

— Где Наташа? — спросил я их, тревожно переглядывая по их лицам.

— Она тут, в другой палате госпиталя, можно сказать, за стенкой, — поторопилась ответить Ингеборге. — Мы у нее только что были. Ей уже лучше. Она спрашивала про тебя.

Вот так вот. Предел лаконизма. Три фразы — и вся доступная информация в одном пакете. Уметь надо. Особенно женщине.

А то, что Наташка в таком состоянии про меня спрашивала, отдалось теплой волной во всем теле. Приятной такой.

— А ты-то сам как себя чувствуешь, мой господин? — интересуется Булька.

— Как выгляжу, так и чувствую, — отвечаю, усмехаясь. — Красавец, да? Мне для полного счастья в жизни только внезапной пластической хирургии носа в полевых условиях и не хватало.

Шутка юмора опять не прошла. Хоть и улыбаются, а взгляды грустные.

— Нос для мужика не главное, — тоном академического эксперта произнесла Альфия и подмигнула, — главное, чтоб член стоял и деньги были.

— Мужик чуть страшнее обезьяны — уже красавец, — добавила Антоненкова, — но мы тебя и таким любим. Даже больше, чем раньше.

— А то, что укатали Сивку крутые горки, мы и так видим, — сокрушенно добавила Анфиса, поправляя на мне махровую простыню и целуя в лоб.

Стоят вокруг, улыбаются широко и радостно, как родному. А может, действительно так чувствуют? Я же чувствую. Родные они мне стали, хотя всего две недели прошло. Всего две недели…

— Да, — соглашаюсь с Фисой, — крутые валлийские горки…

Я успокоил дыхание. Это надо было сделать, так как нетерпение мое стало просто чудовищным.

— Рассказывайте. Все рассказывайте. С самого начала.

— Ну… если с самого начала, то… — протянула Сажи, а потом выпалила: — «В начале было Слово. И Слово было у Бога. И Слово было Бог»…

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 21:18.

Оттеснив от меня местных «птиц-падальщиков», девчата сами меня покормили ужином с ложечки, а до этого все апельсинки чистили и дольками мне в рот вкладывали. Мне показалось, что они от этого кайф ловят. На самом деле меня сковывала некоторая неловкость. Я же для них был мачо, большой начальник и «муж». А теперь…

Потом девочки ушли, потому что в госпитале «караул устал», и около меня осталась одна Роза, которая кроме апельсинов принесла с собой какой-то женский роман и сейчас читала его мне вслух.

Ингеборге, узнав, что сиделок в госпитале не хватает, тут же подсуетилась договориться со старшей медсестрой, что девочки будут дежурить около меня по очереди, ухаживать за мной и не давать мне вести себя «неподобающе».

Роза сама вызвалась первой на дежурство около меня, сказав, что в еврейском госпитале она быстрее других обо всем дотрындится без лишних терок, хотя сама она не сефардка, а ашкенази.

Вот теперь сидит рядом на стуле и с выражением читает мне какую-то розовую хрень, про которую было заявлено, что это «женская боевая фантастика». Ну да, ну да… Видел как-то по зомбоящику такой мерисьюшный апофеоз. «Зина — королева воинов» назывался вроде.

Слушал я Розину мелодекламацию (мне девчонки еще и проигрыватель с парой флешек подогнали, чтоб не скучно было, вот он тихонечко и журчал фоном), а сам, делая вид, что чутко внимаю Розе, собирал в единую картину все то, что они вывалили на меня тут сумбуром в девятой степени. Их же девять — девочек-то, и у каждой свой сумбур, свои острые впечатления и не менее острые переживания от инцидента. И все это было вывалено на меня со всех сторон практически одновременно. С оханьями, аханьями, перебиваниями друг друга, деланиями больших глаз и стыдливым умалчиванием об описанных труселях.

Только героини этого конфликта на границе были малословны, все больше отделываясь междометиями и односложными переложениями. Стеснялись они повышенного внимания к себе.

Если же перевести весь этот девичий сумбур на классическое повествование, то после того, как меня вывели из активного обращения, произошло следующее.

Как только моя тушка исчезла с водительского сиденья автобуса и заменилась на фигуру орденского офицера с моим же автоматом в руках, что характерно, никто их девочек еще ничего не понял. Офицер патруля открыл рычагом пассажирскую дверь и резко скомандовал по-английски:

— Руки вверх. Выходи по одной.

Потом повторил ту же команду, но уже по-немецки.

У выхода нарисовался второй патрульный с длинной винтовкой в руках.

Первой, естественно, поманили Розу, так как та сидела сразу за водительским сиденьем. Она сняла наушники и, как под гипнозом, медленно вылезла с рабочего места радиста. Патрульный офицер вынул у нее из кобуры наган и подтолкнул к выходной двери, не убирая направленный на салон автобуса «бизон».

Наган он, хмыкнув, бросил на водительское сиденье.

В дверях Розу переняли остальные налетчики и усадили на корточки у борта автобуса ближе к заднему колесу. И еще один патрульный тут же взял ее на прицел.

Потом та же манипуляция по очереди была проведена по очереди с Сажи, Анфисой, Галей, Наташей, Ингеборге и Альфией.