— Она повесилась? — спросила я.

— Да. Точно так, как в фильме. И знаете, когда входишь, ее вначале не видишь, она как бы за поворотом. Первым делом натыкаешься на эту дурацкую скульптуру!

— Драгоценности все на месте? — спросил Алехан. — Полицейские ничего не говорили?

— Если ты имеешь в виду шкатулку, там что-то лежало... Но не думаю, что настоящие Еленины украшения хранятся в ней. Должен быть сейф... Наконец-то! Микиса отпустили!

Микис подошел к нам, сопровождаемый пожилым следователем.

— Не можем найти Антона, представляете! Последний раз его видели утром, часов в семь. С тех пор как сквозь землю провалился!

— По работе с ним никто из вас не связан? — спросил пожилой.

— Нет, — буркнул Микис и уклончиво посмотрел на жену. — Проверка вчера официально завершена, — сказал он как бы в никуда.

«А вот я теперь с Антоном связана, — подумала я, и дневная тоска навалилась на меня со всей своей сорокалетней силой. — И, как правильно выразился этот следователь, именно по работе... Как все это странно...» Я не стала ничего говорить. В деле рытья могилы самому себе лучше не торопиться. Здесь уместно постоять, покурить, опершись на лопату, попинать ногой жирные комья земли, шевелящиеся из-за дождевых червей... Так уже не хоронят — это все старые журналы поставляют мне картинки для метафор. Чем бы питалось мое воображение, не будь их?

— Ну что ж. Мы сделали все, что могли, — вздохнул следователь. — Теперь, когда вы приехали, его присутствие для опознания не обязательно. Идите за мной.

И мы пошли.

Следователь повел нас по кратчайшему пути, и мне совсем не казалось, что повторяются картинки «Саваофа». Комнаты были другие и, главное, теперь они были ярко освещены. Везде были чистота и порядок.

Мы миновали столовую.

— А ужин? — вдруг спросил Микис. — Где он? Его не успели привезти? И надо допросить служанку.

— Все проверим, — не оборачиваясь, ответил следователь немного недовольным тоном. Он открыл дверь ванной. Это была вторая дверь, ведущая не из Елениных комнат, а из коридора. Я остановилась, загораживая всем путь. Мне было очень страшно. Микис мягко подтолкнул меня. Марианна заплакала во весь голос.

Елена уже не висела. Ее положили на мраморный стол и накрыли полотенцем. Она лежала немного наискосок от люстры, на которой повесилась. Всю эту картинку мы увидели сразу же, как только открыли дверь. Скульптура, о которой говорила Марианна, наоборот, стояла вдали, полускрытая изгибом стены.

— Ты пришла по другому пути?

Марианна кивнула, успокаиваясь. Алехан обернулся, удивленный моим вопросом.

— Подходите, — сказал пожилой.

Кроме нас к телу подошел еще один полицейский.

— Вы должны подтвердить, что женщина, лежащая перед вами, является Еленой Татарской.

— Господи! Она ею не является! Я ее не узнаю... Какая она была красивая! — снова заплакала Марианна, закрывая лицо ладонями.

Пожилой со скукой подвигал ртом. Видимо, к истерикам эти ребята привыкли.

— Итак? — сказал он.

— Да, это Елена.

— Да.

— Нужно просто сказать: да? Тогда да.

Я смотрела на ее лицо, оно было перекошено, язык вывалился. «Повеситься некрасиво, — вспомнилось мне. — Я лучше отравлюсь». Елена любила все только красивое. Она и сама была прекрасна... Чего только люди не делают с собой последние тридцать лет: убирают морщины, наращивают скулы, удлиняют подбородки, увеличивают губы. Глаза у всех стали длинные, груди круглые, ноги тонкие... Дети рождаются, ни на кого не похожие. Смотришь: у матери лицо овальное, а сын — щекастый. Таким щекастым он ходит лет до восемнадцати (с этого возраста уже разрешено делать операции), но вот отпраздновал совершеннолетие и, глядишь, исчезли щеки, как по волшебству. Щеки что! Грудь вырастает за неделю!

Борис сказал недавно, что современная наука позволяет не просто менять внешность, но менять так, чтобы и дети наследовали все изменения. Но это невыгодно. Существует огромная индустрия косметологии, она не позволит внедрять в жизнь достижения генетики.

Елена была красивой от рождения. Она показывала свои детские снимки и там было овальное лицо, брови вразлет, все, как должно, без дураков. Хотя кто может поручиться? Ее покойный отец был биологом, генетиком.

В любом случае, она украшала собой этот дом, и украшала вещи, которые носила — они всегда были хуже ее, ненамного, но хуже. Если она держала в руках розу, роза чуть-чуть не дотягивала, а если вертела на пальце кольцо, оно было бледней ее глаз. Украшать собой мир — это дар, который никогда не обесценится.

И вот она лежит с высунутым языком, сизая, на холодном мраморном столе.

— Да, это Елена, — спохватившись, что меня все ждут, сказала я.

Потом мы топтались на мраморных плитах, пока не пришел еще один полицейский, потом снова звонили по всем телефонам Антона и снова не дозвонились, и только после этого нас отпустили.

Меня и Алехана следователь ни о чем не спрашивал и сам ни на какие вопросы не отвечал. Нам даже не сказали прямо, самоубийство это или убийство.

Когда мы вышли из дома и пошли к машинам, я не выдержала.

— Микис, что показала проверка банка?

Он дернул головой и ничего не ответил.

— Может, он ударился в бега... Я это имею в виду.

— Может, — неохотно отозвался он.

— Я еще хотела спросить...

— Ты выбрала не ту профессию. Пусть спрашивают они. — Он кивнул в сторону машины с мигалкой.

Я отвернулась от него:

— Марианна, как получилось, что вы прошли в ванную по дальнему пути?

Она задумалась на секунду. Даже остановилась, чтобы не отвлекаться.

— Наверное, я следовала увиденному в «Саваофе».

— Но ведь не ты вела полицейских, а они тебя. Они «Саваофа» не видели. Почему они пошли оттуда?

Микис раздраженно цыкнул. Алехан нас, скорее всего, не слушал, хотя машинально остановился рядом и покачивался, задумавшись.

— Так-так-так, — сказала Марианна. — Интересный вопрос... Ага! Вспомнила. Они пошли оттуда, потому что в тех комнатах горел свет. Только в тех комнатах. А остальные были темны... Разумеется, полицейские шли на свет, ведь они не знали устройства дома. И только после обыска, когда лампы зажглись везде, они поняли, что есть путь гораздо короче. А что это значит, по-твоему?

— Только то, что все было разыграно под «Саваофа», — сказала я.

— Кем? Еленой?

— Я же говорил! — вдруг завопил Микис. — Я же предупреждал, что эти ваши дурацкие опыты добром не кончатся! Предупреждал, скажи?! — Он схватил Алехана за локоть и стал трясти его изо всей силы. — Это называется доведение до самоубийства, понял?! Если не выяснятся новые обстоятельства, учти, я буду вынужден сообщить об этом властям!