Иза снисходительно улыбнулась. Она-то знала все про звонки от любимых. Схватишь трубку даже в кресле у стоматолога, не то что на виражах.

Перекошенная луна за окном автобуса походила на деревенскую девку, только что крякнувшую самогона. Публику в салоне растрясло, бледный мальчик лет двенадцати сидел, уткнувшись лицом в пластиковый пакет с надписью “I love you”.

Изу хотели было спровадить в номер, но она распаковала нетбук прямо в холле и вышла в сеть. Сигарета дрожала в пальцах – пепел рос, как в старом клипе Питера Гэбриэла, на которого смахивал ее любимый. В ящике лежала аппетитная стопка непрочитанных писем – все с одного и того же, главного в жизни адреса. Иза благодарно вздохнула и открыла первое.

«Здравствуй, любимая!..»

День закончился, и тут же родился новый – вместе с Миклухо-Маклаем. В этот же день, в разные годы, убили Романовых в Екатеринбурге и казнили в далеком Париже Шарлотту Корде.

Луна пополнела, расправилась – девка уже не выглядела пьяной, в ней даже проявилась некая грустная задумчивость. Иза с трудом втягивалась в курортную жизнь – зря она послушалась директора, который прямо-таки выгнал ее в отпуск.

– Не могу больше смотреть на твою усталую физиономию. Считай, что делаю подарок.

Директор был у них такой, что не забалуешь. Иза покорно собрала вещи, написала любимому, что уезжает. В ответ получила рыдающий смайлик.

Повидаться перед отъездом они не смогли – его одолела мигрень. Раньше барышни болели мигренями, а теперь – мужчины, даже влюбленные.

«Глажу тебя по голове, – написала ему Иза из аэропорта. – Пусть не болит».

Томочка попросила привезти ей ра́кушку. Она была филолог по образованию и специально коверкала слова – чтобы люди не подумали, что она гордится знаниями. Гордынька – нехороший грех. Сеня Андер проводил в день отъезда баттл по хип-хопу, но всё-таки отвез Изу в аэропорт ранним утром. Они покурили на прощанье, и Андер побежал к машине, чтобы не платить лишнего за парковку.

И вот теперь у них там, в городе, шла неизвестная Изе жизнь, а Иза лежала на шезлонге с облепленными песком ногами и слушала, как тихо стонет Эгейское море. Где-то на дне его сгнили кости несчастного торопливого царя, не дождавшегося сына. Иза вспомнила концерт джазового пианиста, на который ее водила Томочка. Старый, красивый музыкант изобретательно терзал рояль и вдруг одними губами – но Иза услышала – спросил барабанщика: «Куда ты торопишься?!»

Барабанщик и правда гнал куда-то. Как Иза – в самом начале любви.

Любимый учил ее не спешить – ждать радости, удовольствий, подарков. Писем, в конце концов. Сейчас она тоже пыталась терпеливо ждать, пока отдых окончится, а он был просто бесконечный. В одиночку слушать море было как-то бессмысленно. Но директор сказал – отдыхай, и она отдыхала.

Обедала в таверне, под пальмой. Ела мелких рыбок, которых местные жуют вместе с головами – Иза так не могла. Головы и хвосты оставались в тарелке – кошкина радость. Хорошо, что он сегодня написал – и вечером напишет, Иза каждые два часа ходила в Интернет, как на рыбалку, и ловила свежие, еще горячие от его пальцев письма. Послания от Томочки и Андера она проглядывала наспех – там ничего интересного, сплошные танцы да молитвы – а его строчки обсасывала до последней запятой. Даже его ошибки – неуклюжие, хотя он утверждал, что специально для переписки купил себе словарь, – нравились Изе, она умилялась каждой. «Иметь ввиду». «Я думал по другому».

Сегодня родились Теккерей и Нельсон Мандела, а умерли Джейн Остин и художник-убийца Караваджо. Иза вспомнила, как Андер однажды усомнился в ее датах – откуда она узнала, например, что Платон родился 21 мая? Что это за отсебячество? Если не отсебятство?

Иза объясняла, что в некоторых датах есть сомнения – и тогда она в скобочках указывает «приблизит.». Но вообще источники у нее надежные – книжные. И почему бы Платону не родиться 21 мая, вместе с академиком Сахаровым? Отличная компания!

– Вы отдыхать приехали или работать? – рядом с Изой, нахмуренно перечитывавшей черновики писем к любимому, присел здоровенный грек. Шезлонг застонал под ним не хуже моря. На шее у грека висела золотая веревка – похожая на те, что носили братки в гремучих девяностых. О незабвенные красные шеи и двубортные пиджаки!

По-русски говорил прилично.

– Я и работаю, и отдыхаю. Всё успеваю, – вежливо, но холодно ответила Иза. Заводить знакомство с местными ей было совсем ни к чему. И мужчина ее интересовал единственный.

Он, как почувствовал, прислал сообщение – Иза так заторопилась взять телефон, что выронила его. Грек поднял, подал.

– Приходите вечером к бассейну!

Пока Иза сочиняла отказ, пришла официантка со стаканом фраппе на подносе. А Иза уже и забыла про этот фраппе.

– Не верьте ему ни о чём! – сказала вдруг официантка, неприязненно зыркнув глазами на грека. Она была из Белоруссии, такая славная девушка Света.

Грек тут же испарился – как и не было его. Искал, видно, себе на пропитание и наследил уже. Веревки золотые надо оплачивать, и мышцы бесплатно не покачаешь.

– Света, вы давно в Греции? – спросила Иза.

– Пять лет. Привыкла уже. А вы почему всё время с компьютером? Плавайте, загорайте!

– Вы замужем? – переключила ее Иза. Что всем дался этот компьютер.

– Я рассталася с другом месяц назад, – грустно сказала официантка. – Он не умеет подойти к женщине.

Отель находился в бухте, в нескольких километрах от Уранополя – «небесного города», как было сказано в путеводителе. Путеводитель тоже дал Изе директор. В небесный город ходил автобус, но Иза решила пройтись пешком, хотя жара стояла жирная и плотная, как печеночный паштет.

А ведь было еще раннее утро – в небе висела вымотанная бессонной ночью луна, похожая на старуху.

Иза шла по обочине, отшатываясь от автомобилей – впрочем, их было мало. Зато было много придорожных маленьких иконостасов – внутри каждого иконы, свечи, спички. Иза вспомнила Томочку, попыталась зажечь свечу, но ветер от проезжавшей машины задул ее, и пепел полетел в грустный лик на иконе.

– Ну, прости меня, прости! – закричала Иза. В ответ ей включились цикады – завели душный, оглушительный хор.

Сегодня родились писатель Дюма и художник Муха, а умерли Саша Гитри и Мэтью Уэбб.

Иза переходила дорогу – шла то по левой стороне, то по правой. Курила. Проверяла телефоны.

Он почему-то молчал.

Слева, под скалой, был выстроен просторный курятник – за решеткой ходили пышные, красивые, будто специально причесанные курицы. Справа жаловалось море.

Башню Иза увидела задолго до знака «Уранополь» – она выдавалась в море вместе с берегом. Решила идти к башне – по единственной главной улице. В городе пахло ладаном и медом. По улицам ходили полуголые туристки и монахи при полном облачении. Ходили они, к счастью, не вместе и не косились друг на друга подозрительно. Казалось, что два этих сословия передвигаются в разных пространственных потоках.