Дойль машинально протянул руку за подачкой и поймал две монетки. Всего два пенса, подумал он. Жалкая плата за унижение.

Процветающий торговец счел инцидент исчерпанным и двинулся дальше.

Дойль положил монеты в карман и оглянулся вокруг. Толпа потеряла к нему интерес. Нигде не было видно ни лука, ни даже корзины. Никакого смысла идти дальше, подумал он. Совершенно разбитый, Дойль потащился обратно к реке.

– А, вот один из скорбных собратьев! – пропищал странный, высокий, как у Микки-Мауса, голос. – Посмотрите, он только что отправил весь свой лук в уличную похлебку. Эй, сударь!

Пораженный и смущенный, Дойль осмотрелся и увидел, что к нему обращается ярко размалеванная кукла. Кукла высовывалась из уличного балагана, разрисованного разноцветными изображениями драконов. Перед балаганом собралась немногочисленная публика – оборванные мальчишки и старые бездельники.

– Скорее сюда! Старина Панч тебя утешит, – пропищала кукла. Дойль почувствовал, что краснеет. Он покачал головой и собрался было идти своей дорогой, но кукла добавила: – Быть может, я смогу подсказать тебе, как заработать деньги, ну?

Дойль остановился.

Бессмысленно-стеклянные глаза куклы пристально смотрели на него. Кукла снова закивала.

– Что вам терять, ваша светлость? – спросила она свистящим, птичьим голосом. – Вас уже высмеяли, а Панч никогда не сделает того, что до него сделали другие.

Дойль подошел поближе, старательно сохраняя скептическое выражение лица. А вдруг невидимый кукловод действительно предложит ему работу? Теперь ему все равно уже нечего терять, так почему бы и не выяснить, чего хочет кукла. Дойль становился в нескольких ярдах от балагана, скрестив руки на груди.

– О чем это ты, Панч? – спросил он.

– О! – воскликнула кукла, хлопая в деревянные ладоши. – Ты иностранец! Прекрасно! Но ты не сможешь поговорить с Панчем раньше, чем окончится представление. Садитесь, пожалуйста, ваша светлость. – Кукла радушно указала на мостовую: – Ложа для вас и вашей спутницы!

Дойль растерянно посмотрел по сторонам.

– Моей спутницы? – спросил он, чувствуя себя партнером клоуна в цирковой репризе.

– О да, – прочирикала кукла, – мне кажется, я узнал Леди Нищету. Так ведь?

Дойль пожал плечами и сел, надвинув на глаза шапку. «Какого черта, – подумал он, – я все равно не собирался возвращаться к лодке раньше одиннадцати, значит, у меня в запасе минимум полчаса».

– Прекрасно! – воскликнула кукла, пристально изучая немногочисленное сборище оборванцев перед балаганом. – Теперь, когда ваша светлость почтили нас своим присутствием, мы начинаем представление Тайного Волшебства, или Новое Представление Панча.

Послышались унылые звуки старой шарманки – хрипя и громыхая, шарманка неуверенно выводила нечто, возможно, некогда и бывшее бодрой танцевальной мелодией. Дойль подумал, что в балагане, должно быть, не один человек, а больше – ведь на сцене сейчас уже две куклы, а кто-то еще играет на шарманке.

Ну разумеется, как всегда, вторая кукла – это Джуди. Дойль, отупевший от голода и усталости, смотрел, как куклы то объясняются в любви, то бьют друг друга палкой.

Все одно и то же. Интересно, почему эта заезженная дурацкая пьеса – Новое Представление Панча? Сначала Панч, напевая, успокаивал плачущего младенца, а затем швырял его головой о стенку и выбрасывал в окошко. Далее Панч сообщает об этом Джуди, та лупит Панча чем ни попадя, и Панч ее убивает.

Дойль зевал от скуки и надеялся только на то, что представление не слишком затянется. Солнце пробилось сквозь тучи, начало припекать, и старое засаленное пальто на солнцепеке тошнотворно завоняло рыбой.

На подмостках появилась еще одна кукла – клоун Джон. Но в данной версии этой вечной истории имя клоуна звучало как-то иначе – Дойль не смог разобрать, – нечто вроде Хорребин. Кукла вышла на ходулях.

Действительно, актуальная сатира, подумал Дойль. Во время своих утренних скитаний по рынку он часто видел клоуна на ходулях, а эта кукла была его точной копией, и в ней тоже было нечто кошмарное. Клоун с наигранной суровостью расспрашивал Панча, что тот собирается делать дальше.

– Ну как же, я собираюсь пойти к констеблю и попросить его упрягать меня под замок, – печально отвечал Панч. – Такому подлому убийце, как я, место на виселице.

Панч читает мораль? Это что-то новенькое, подумал Дойль.

– А кто надоумил тебя идти к констеблю? – спрашивал клоун, кое-как освобождая одну руку от ходули и тыча ею в Панча. – Кто сказал, что ты должен быть повешен? Полиция? Или тебе жить надоело?

Панч покачал головой.

– Судьи? Да они просто стадо жирных, старых дураков, которые хотят помешать тебе развлекаться!

Подумав, Панч не нашел, что возразить.

– Тогда, может быть, Господь Бог? Некий усатый великан, живущий на облаках? А ты когда-нибудь видел Его, или, может быть, Он сказал тебе, что ты не должен делать то, что тебе нравится?

– Нет.

– Тогда пойдем со мной.

Обе куклы зашагали на месте, и вскоре появился судебный пристав.

– Я пришел арестовать вас, мистер Панч.

Панч выглядел смущенным, но клоун вытащил из рукава крошечный блестящий нож и воткнул его приставу в глаз. Когда пристав упал, мальчишки, сидевшие вокруг Дойля, зааплодировали.

Довольный Панч отплясывал джигу.

– Мистер Хорребин, – обратился он к клоуну, – не раздобыть ли нам чего-нибудь на обед?

Представление вошло в привычное русло: Панч и клоун украли у трактирщика связку сосисок и сковороду.

Пребывая в игривом настроении, Панч кружился в танце в обнимку со связкой сосисок. На сцене появилась кукла без головы и тоже пустилась в пляс, обрубок шеи болтался из стороны в сторону в такт разухабистым завываниям шарманки. Панч было испугался, но Хорребин объяснил, что это всего лишь его приятель Скарамуш.

– Ведь весело быть приятелем того, кого все боятся?

Панч призадумался, подперев кулаком щеку, потом засмеялся, кивнул и возобновил свой танец. Даже Хорребин отплясывал на своих ходулях, и Дойль испытывал благоговейный трепет при мысли о том, как кукловоду удается заставить их всех синхронно двигаться в такт мелодии.

И тут появилась четвертая кукла – женщина с карикатурно пышными формами, нечто похожее на то, что любят рисовать на стенах подростки. Хотя ее белое лицо, темные глаза и длинное белое покрывало ясно давали понять, что это призрак.

– Джуди, дорогая моя! – воскликнул Панч, по-прежнему отплясывая. – Тебя просто не узнать! Красавица, да и только!

Панч доскакал до края сцены. Неожиданно музыка смолкла и занавес опустился, скрыв остальных кукол. Панч сделал еще несколько неуверенных шагов и остановился. На сцене возникла новая кукла – мрачная фигура в черном капюшоне толкала перед собой виселицу.