этикетку и убедился, что содержимое произведено на Хабаровском ликеро-водочном заводе, а особый значок над надписью подсказал мне, что продукт изготовлен из пшеничного спирта. Прикинув объем бутылки – пол-литра – и вспомнив размер граненых стаканов, я взял две бутылки.

Сели обедать. Дядя Гриша достал заветную четверть и собрался было наполнить стаканы, как вдруг его взгляд остановился на двух поллитровках.

– Откуда казённая? – грозно спросил он оробевших женщин. Доходы инвалида и фельдшера явно не позволяли покупать водку в магазине.

– Володя взял, – уважительно сказала Надежда.

– Ну что ж, благодарствуйте, – сказал дядя Гриша, наполнив стакан, пригубил из него, удовлетворенно почмокал, а затем повторил утреннюю процедуру, в один глоток втянув в себя стакан. Видимо, утренняя премедикация оказалась эффективной, потому что казённая прошла легко, и после ухи, карасей, балыка тайменя я чувствовал себя превосходно.

– А теперь мы пойдем в кино, – сказала Надежда, – сегодня привезли «Колдунью» по Куприну.

В главной роли была Людмила Чурсина, которая мне очень нравилась. Мы пришли в клуб. Мужики постарше разогнали с первого ряда малышню и посадили в середину, на лучшие места Надежду с ее гостем. Уже вся деревня знала, что к Надежде Григорьевне приехал гость – врач, аж из самого Ленинграда. На поезд меня провожали Надя и, несмотря на мои протесты, дядя Гриша и тётя Дуся. Дядя Гриша все норовил мне засунуть в сумку поллитровку из-под водки, куда он налил своего ужасного зелья. Но я как-то умудрился не взять её с собой. Подошел поезд, тетя Дуся заплакала, дядя Гриша крепко пожал руку, обнял, сказал: «Спасибо, сынок». Я попрощался с Надей, и поезд Совгавань – Хабаровск утром привез меня в столицу Дальнего Востока.

Доктор-каменщик

Днем я встретил в аэропорту самолет Ту-114, которым прилетели мои друзья. Мы сели в автобус, предоставленный СМУ, и приехали в Лермонтовку. Там мы пошли в контору потребсоюза, где, как сказали в Хабаровске, нас определят на постой. В гараже, где мы жили в прошлом году, стояла техника и места для нас уже не было. Нам показали какой-то страшный сарай, который насквозь пропах навозом – видимо, там держали скотину. Перспектива жить в таком хлеву почти два месяца при всей нашей непритязательности нас никак не устраивала. Мне пришла в голову одна мысль, и я, попросив ребят подождать в конторе, полюбоваться пейзажем, отправился в местную больничку, расположенную невдалеке. Больничка была на шестьдесят коек, включала амбулаторию, терапевтическое и детское отделения. Я пришел прямо к главному врачу, справедливо полагая, что врач в деревне всё и всех знает и посоветует, где можно стать на постой бригаде из восьми интеллигентных людей.

Познакомились. Главный врач, худенький молодой человек в очках, представился Владимиром Прокофьевичем, оказался выпускником педиатрического факультета Хабаровского медицинского института этого года и только месяц как вступил в должность. Я тоже представился и изложил цель моего визита.

– Есть идея, – сказал главврач. – В больнице не работает много лет рентгеновский кабинет – аппарат сломан, починить некому, да и рентгенолога нет. Поселю-ка я вас там!

Мы прошли в отдельный деревянный дом, стоявший напротив амбулатории и станции скорой помощи, где размещался, почти целиком его занимая, рентгеновский кабинет. Вопрос был решен. Мы поставили деревянные топчаны, нам выдали матрацы, белье и одеяла из больничного хозяйства. Мои товарищи-лэтишники, среди которых оказались сотрудники кафедры рентгенолучевых приборов, быстро разобрали рентгеновский аппарат, загромождавший помещение. Нужно сказать, что перед нашим отъездом они собрали рентгеновскую установку и привели ее в рабочее состояние, чем немало удивили и порадовали главного врача.

Я спросил Владимира Прокофьевича, знал ли он Олега Курбатова, который окончил педиатрический факультет двумя годами раньше. Олег был старшим братом Павла – мужа моей сестры Татьяны. Курбатовы были нашими ближайшими друзьями во время службы отца в Хабаровске. Олег поступил в Хабаровске в медицинский институт. Когда отца демобилизовали и мы вернулись в Ленинград, Павел приехал поступать в Политехнический институт, где учился в свое время его отец Иннокентий Павлович, и часто бывал у нас дома. Потом Иннокентий Павлович пошел в гору – стал начальником управления вооружений ДВО, а затем ему присвоили звание генерал-майора, перевели в Москву, где он стал начальником ГРАУ (Главного ракетно-артиллерийского управления Советской Армии). Олег же остался доучиваться в Хабаровске, там женился, и, когда я приезжал на свои шабашки, с удовольствием бывал у него дома на улице Серышева. Владимир Прокофьевич сказал, что хорошо знает Олега, так как факультет был небольшой и практически все студенты, особенно старших курсов, были знакомы.

– Знаешь, Владимир Николаевич, у меня будет к тебе встречная просьба. Проведи обход в терапевтическом отделении – там у меня работает пожилая врачиха. Она ничего уже не помнит, а я как-то терапию не очень знаю, педиатр все-таки. Ты же все-таки клиническую ординатуру закончил.

Я не стал сознаваться, что моя клиническая ординатура проходила в лаборатории экспериментальных опухолей и моими пациентами были мыши и крысы, и согласился.

Спустя пару дней я сделал обход. Видимо, нас неплохо учили, поскольку мне удалось довольно уверенно разобраться со всеми пациентами и пациентками терапевтического отделения, заслужив безусловное уважение пожилой медсестры, которая сопровождала меня с чистым влажным полотенцем, подавая его мне обтереть руки после осмотра каждого больного. Я делал назначения, спрашивая у медсестры, есть ли такие лекарства у них в больнице. Практически все нужное было, и больные, в основном пожилые женщины, поняв, что им действительно поставили диагнозы и назначили соответствующее лечение, в один голос стали упрашивать меня остаться у них в больнице совсем: «Некому, миленький, нас здесь лечить». Видимо, местный терапевт уж действительно все забыла. Обходы я делал раз в две недели, но так и не видел её, наверное, она рано уходила с работы.

В один из первых рабочих дней Лёнечка Осиновский спас мне жизнь. Я залез по лестнице на поставленную на высоте большим автокраном на колонны поперечную балку, отцепил гак и стал забивать петлю кувалдой. Крановщик дернул гак, его мотнуло в одну сторону, и с точностью маятника он возвращался в мою голову, чего я, конечно, не видел. Леня крикнул: «Док!!!» Я не обернулся, а просто наклонил голову, и шестнадцатикилограммовый гак просвистел над моей головой. Я спустился с балки – ребята стояли бледные, а я только по их виду понял, что могло случиться.

Однажды ночью в окно постучали, – мой топчан стоял как раз у окна, выходившего на амбулаторию. Я выглянул – стучала дежурившая на скорой помощи фельдшерица. «Доктор, миленький, выходите – нужна срочная помощь!» Я выскочил на улицу. Фельдшерица объяснила, что пьяный тракторист, сдавая