Явор Заядло почесал в голове, вернул на место выпавшую улитку и откликнулся:

— Чего б нет, госпожа? Ты ж так делаешь.

— Я — нет! — вслух запротестовала Тиффани, но в сердце ей вонзилась невидимая стрела. «Я обошлась жестоко с госпожой Пенни, да? — размышляла она. — Что правда, то правда, у этой женщины мозгов не больше, чем у мыши, и ведёт она себя в точности так же, но пусть её дом зарос грязью и провонял насквозь, это всё-таки её дом, а я ворвалась в него с целой оравой, скажем прямо, Нак-мак-Фиглей, и всё с ног на голову перевернула, пусть беспорядка там и поубавилось. Я вела себя бесцеремонно, и властно, и самоуверенно. Вот моя мама справилась бы куда лучше. Да если на то пошло, наверное, любая другая женщина в нашей деревне справилась бы лучше меня, но я — ведьма, и я всё испортила, всё провалила и напугала её до полусмерти. Я, соплюха малолетняя в остроконечной шляпе».

А ещё, подумала Тиффани, надо бы мне поскорее прилечь, иначе я просто рухну. Кельда была права: она, Тиффани, уже и не помнила, когда в последний раз спала на настоящей кровати; и как раз такая, настоящая кровать ждёт её на ферме. Но, виновато вспомнила Тиффани, ей ещё предстоит рассказать своим родителям, что Амбер Пенни вернулась к Фиглям…

Всегда найдётся что-нибудь, а потом ещё что-нибудь в придачу к чему-нибудь ещё; и этим «что-нибудь» конца-краю не видно. Не удивительно, что ведьмам выдали мётлы. Ногами тут не обойдёшься.

Её мать как раз занималась Винвортом, братишкой Тиффани: у того под глазом красовался здоровенный синяк.

— Он подрался со старшими ребятами, — пожаловалась мать. — Вот и синяк схлопотал, так, Винворт?

— Ага, а я зато пнул Билли Дятла прям в очко.

Тиффани с трудом подавила зевок.

— Винни, а что вы не поделили-то? Я думала, ты поумнее будешь.

— Тифф, они говорят, ты ведьма, — объяснил Винворт. И на лице матери появилось какое-то странное выражение.

— Ну да, так и есть, — подтвердила Тиффани. — Работа у меня такая.

— Ага, но я сомневаюсь, что ты делаешь всё то, о чём они говорили, — возразил её брат.

Тиффани встретилась взглядом с матерью.

— Что-то плохое, да? — спросила она.

— Ха! Это ещё слабо сказано, — отозвался Винворт. Рубашка его была вся перемазана в крови и соплях.

— Винворт, ступай к себе наверх, — велела госпожа Болен, и Тиффани подумала, что сама матушка Ветровоск не сумела бы добиться столь молниеносного исполнения приказа. Равно как и вложить в него столько подспудной угрозы, наводящей на мысль о том, что промедление смерти подобно.

Когда башмаки Винворта очень неохотно исчезли за поворотом лестницы, мать обернулась к младшей дочери и, скрестив руки на груди, сообщила:

— Он не первый раз ввязывается в драку.

— Это всё из-за книжек с картинками, — вздохнула Тиффани. — Я пытаюсь убедить людей, что ведьмы — это не сумасшедшие старухи, которые разбрасываются проклятиями направо и налево.

— Когда вернётся твой папа, я велю ему сходить потолковать с папой Билли, — размышляла мать вслух. — Билли на целый фут выше Винворта, но твой па… твой па на два фута выше Биллиного папы. Больше драк не будет. Ты ж знаешь отца. Твой отец, он человек сдержанный, спокойный. На моей памяти он кулаки пустил в ход от силы раза два; но ему и не надо. Он умеет утихомирить буянов. Они сами успокаиваются — не то хуже будет. Но, Тифф, что-то тут не так. Мы все тобой ужасно гордимся, ты же знаешь, и тем, что ты делаешь, и всё такое, но с людьми творится неладное. Они такую чушь несут. И сыры наши продаются всё хуже. А ведь все знают, что лучше твоих сыров нигде не сыщешь. А теперь ещё эта Амбер Пенни. Думаешь, это ничего, что она якшается с этими… ну, с ними?

— Я надеюсь, мам, — отозвалась Тиффани. — Но у неё своя голова на плечах, и упрямства ей не занимать, и, мам, если уж на то пошло, я могу сделать только то, что в моих силах.

Позже той же ночью, засыпая на своей старой кровати, Тиффани слышала, как в комнате внизу тихонько шепчутся родители. И хотя ведьмы плачут нечасто, она с трудом сдержала слёзы.

Тиффани ужасно злилась на себя за то, что проспала. Матери даже пришлось чаю ей в постель принести! Но кельда была права. Тиффани давно не высыпалась как следует, и старая, но такая родная кровать прямо-таки вобрала её в себя.

Однако могло быть и хуже, внушала себе Тиффани, когда все наконец-то стартовали. Например, если бы в метле завелись змеи. А Фигли только радовались, как выразился Явор Заядло, «ежели килты ветерком пообдует». Фигли, наверное, лучше змей — во всяком случае, хотелось бы в это верить. Они чего только не вытворяли: бегали по метловищу из конца в конец полюбоваться на разные интересности, над которыми пролетали, а один раз Тиффани, обернувшись через плечо, заметила, как с десяток Фиглей повисли на конце метлы, или, точнее, один из них держался за конец метлы, а другой ухватился за его пятки, а следующий ухватился за пятки второго, и так далее, вплоть до последнего Фигля. Они развлекались от души, захлёбывались смехом, килты их хлопали по ветру. Вероятно, захватывающее ощущение полёта с лихвой искупало и опасность, и недостатки обзора — во всяком случае, такого обзора, что пришёлся бы по душе кому-либо кроме Фиглей.

Один-два Фигля всё-таки не удержались на прутьях и плавно спланировали вбок и вниз, махая братьям и вопя: «Ух тыыы!» Происходящее было для них увлекательной игрой — Фигли при ударе о землю обычно подскакивали как мячики, а вот в почве иногда оставалась вмятина. О том, как они доберутся домой, Тиффани не тревожилась; безусловно, мир кишмя кишит опасными тварями, готовыми напасть на бегущего маленького человечка, но к тому времени, как человечек доберётся до кургана, ряды тварей существенно поредеют. Правду сказать, во время полёта Фигли вели себя почти образцово — по меркам Фиглей, разумеется, — и даже не подожгли метлу, пока до города не осталось всего миль двадцать. О досадном происшествии Туп Вулли возвестил негромким «ой-ёи-ёи!» — и виновато попытался загородить собою пламя.

— Ты снова подпалил метлу, так, Вулли? — сурово спросила Тиффани. — А что мы решили в прошлый раз? Мы не разводим на метле огня без веских причин!

Метла заходила ходуном: Туп Вулли и его братья попытались затоптать огонь. Тиффани разглядывала ландшафт внизу, высматривая, куда бы приземлиться — на что-нибудь мягкое и желательно мокрое.

Но злиться на Вулли было бесполезно; он жил в своём собственном, скроенном по мерке Вулли мирке. Думать приходилось по диагонали.

— Интересно, Вулли, — проговорила Тиффани, когда метла опасно затарахтела, — а не удастся ли нам с тобой, объединив усилия, выяснить, отчего моя метла загорелась? Уж не потому ли, например, что у тебя в руке спичка?

Фигль уставился на спичку так, как будто видел её впервые, спрятал её за спину и воззрился на собственные ноги, что в создавшихся обстоятельствах было очень даже храбрым поступком.