Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я опять потёрла кожу шеи сзади и ничуть не удивилась бы, обнаружь я свою ладонь испачканной чёрной сажей. Так противно мне стало. Будь кто из знакомых рядом, я точно удостоверилась бы, не осталось ли там, чуть повыше приоткрытой спины, некое пятно. Это даже происшествием нельзя было назвать, однако, моё сумбурное состояние усилилось.
— Деточка, — обратилась ко мне встречная и наблюдательная старушка, — ты пелеринку наизнанку надела…
И я стащила с себя пелерину и побежала, не в состоянии напялить её обратно.
— Нэя! — услышала я голос сверху и, подняв голову, увидела оживлённую румяную Ифису, свесившуюся вниз. Окна столовой Гелии как раз и выходили на проспект. — Эй-у-ую! А мы завтракаем моей птичкой!
Прохожие задирали головы, а Ифиса весело хохотала, радуясь их вниманию, — Может, ты вернёшься? Руд требует, чтобы я и тебе оставила кусочек!
— Сами ешьте! Мне пора домой! — крикнула я Ифисе в намерении поторопиться в сторону квартала «Крутой Берег». Путь неблизкий. И тут я увидела Руда. Он стоял у другого открытого окна большой столовой Гелии. И я услышала его зов, — Нэя!
Пройдя немалый путь по столичному проспекту, я свернула в сторону заброшенного парка. Не замечая дорожки под ногами, я настолько пребывала в отвлечении от всего на свете, что спохватилась, лишь пройдя половину пути. Тенистые заросли, старые огромные деревья, оплетённые ползучими растениями, напоминали дикие джунгли. Пели птицы, но светлый день казался предвечерним, настолько разросся старый и запущенный парк. И опять вокруг ни души. Где-то неподалёку раздался хохот незримой компании, перемежаемый с женским визгом, хотя явно игривым. Я остановилась, вдруг вспомнив о Чапосе. Стало настолько страшно, что он таится где-то тут, ожидая меня и желая отомстить за оскорбления. Даже понимая абсурдность таких мыслей, я повернула назад. Если бы он возник опять, то никакая посторонняя компания не стала бы для меня спасением.
И только чудом я не столкнулась с ним у самого выхода из зарослей парка, узнав его даже со спины! Он стоял возле серой и невзрачной машины, чей вид был настолько удручающим, что оставалось лишь удивляться, как она ещё передвигалась. Неужели, он столько времени так и продолжал ждать моего возвращения обратно? По той же самой дороге…
Конечно, он не мог торчать тут на протяжении столь долгого времени. Он всего лишь вернулся сюда, и как странно, зловеще совпало его возвращение к территории парка с тем временем, когда я тоже очутилась здесь. Я отлично его видела, прячась за ажурной листвой, а он вращал своей шеей, озирая окрестности, но ни разу не повернув голову в мою сторону. Так что я отлично могла рассмотреть его в профиль. Даже сбоку он выглядел так, что без труда можно было понять, что этот человек принадлежит к той самой категории мужчин, о которых говорят «подавляющая личность». С наличием, вернее, с отсутствием таких персон была большая проблема в нашей Школе Искусств. Характерный типаж столь необходимый в мире лицедейского искусства, является большой редкостью, поэтому актёров тщательно гримируют под подобный типаж, а получают гротеск, никогда не встречающийся в жизни реальной. Применительно к упомянутому типажу подавляющей личности это был реальный и самый что ни на есть природный шедевр. Тут уж со мной согласился бы любой мастер зрелищного искусства.
И пока я так размышляла, он обернулся! Он увидел меня, поскольку я забылась настолько, что неосторожно вылезла на дорожку полностью! Вместо того, чтобы бежать сломя голову от него, я застыла как композитная поделка, не способная к движению.
— Подойди! — произнёс он спокойно, даже не удивившись. — Есть разговор.
Я быстро сообразила, что в пределах города, где снуют люди, он ничем не может мне угрожать. Оставалось лишь проскользнуть мимо него обратно в сторону города, что означало потерю времени, но минимизировало опасность.
— Кажется, вы всё уже сообщили мне, что и хотели, — сказала я в ответ, разумно не приближаясь к нему.
— Не бойся, — произнёс он.
— А я тебя боюсь? — спросила я, еле удерживая дрожь. — Неужели, ты так и охранял эту дорогу с самого утра? — я перешла на близкую форму общения, поскольку не собиралась уже его уважать.
— Нет. Только что и подъехал. Потому что я чую тебя и на расстоянии…
— Ты колдун, что ли?
— Я твой дух-охранитель.
Я фыркнула, — Ну уж, и дух! Никогда не думала, что духи обладают такой невероятной плотностью…
— Мы все духи по своей природе, — он вдруг заулыбался, став намного пригляднее, чем выглядел, пребывая в мрачной сосредоточенности. — Чёрный Владыка и Мать Вода дают нам вещественные оболочки. Но вся суть в том, что мы незаконные дети, дети блуда Матери Воды и её страстного возлюбленного Чёрного Владыки. Он даёт нам силу, свой внутренний огонь, а она свою влажность, текучесть, живость и изменчивость, от того наши зримые оболочки столь нестойкие и легко разрушаемые. А вот разумный дух наш это уже от её законного супруга Надмирного Света, которыми он и одарил уже её сущность. Примерно так, как любящий муж обряжает жену бесценными украшениями, обвивая ими её шею и запястья. От Него же она приобрела таланты и свет души…
— Так у тебя и душа есть?
— Конечно. Как бы иначе я тут с тобой общался на внятном человеческом языке. Но всё дело в том, что Чёрный Владыка коварен. Он умышленно соблазнил Мать Воду, чтобы похитить через её порождения тот разумный и способный к творчеств бессмертный дух, чем одарил её законный муж Надмирный Свет. Так и возникла эта вселенская борьба, что именуется противостояние мрака и света, что не отражает сути явления. Всё намного сложнее…
— Хочешь сказать, что Чёрный Владыка это зло? Бабушка моя с тобой поспорила бы.
— Нет, он не зло. Зло творят люди, когда то самое зёрнышко духа, что заключено в них, не даёт необходимого роста и сгнивает в материальной влажной вещественности.
— И у безумных от рождения есть такое зёрнышко? — я вдруг увлеклась беседой.
— Да. Оно есть. Но заключено в непроницаемой шелухе и дремлет там без применения. Лишённые ума это лишь неудачные поточные изделия, как и прочие уродцы от рождения. От болезней тоже такое может произойти. Но для Надмирного
