Вампиры, которые заправляли в лагере (а может быть, их помощники-люди, служившие в «Стоунхарт груп»), благоразумно ввели карантин для новеньких. Лагеря такого рода были рассадником инфекционных заболеваний, способных уничтожить все население — драгоценный источник крови.

Через брезентовые клапаны на дверях в комнату вошла женщина, на ней был грязно-серый комбинезон, того же цвета и простого покроя, что и на Норе. Нора узнала ее — она видела эту женщину вчера. Ужасающе худая, кожа — прозрачный пергамент, морщины в уголках глаз и рта. Короткие темные волосы — похоже, близится время бриться наголо. И тем не менее по какой-то причине, непонятной Норе, женщина выглядела жизнерадостной. Она явно была в лагере чем-то вроде суррогатной матери. Звали ее Салли.

Нора, как и вчера, спросила ее:

— Где моя мать?

К лицу Салли прилипла улыбка, снисходительная и обезоруживающая.

— Как вы спали, миз Родригес?

Нора при регистрации назвала чужую фамилию, поскольку ее настоящая из-за связи с Эфом наверняка была в списке разыскиваемых.

— Спала я прекрасно, — сказала она. — Спасибо успокоительному, что было в воде. Я спросила вас, где моя мать.

— Я думаю, ее перевели в «Закат». Это что-то вроде содружества «Активная старость» при лагере. Таков заведенный порядок.

— А где это содружество? Я хочу увидеть мать.

— Это отдельная часть лагеря. Я полагаю, визит туда возможен, но не сейчас.

— Покажите мне, где она.

— Я могу вам показать ворота, но… сама я там никогда не была.

— Вы лжете. Или же сами в это верите. А это означает, что вы лжете самой себе.

Нора понимала, что Салли врет не намеренно, пытаясь ввести ее в заблуждение, а просто повторяет то, что ей говорят. Возможно, она понятия не имела о так называемом «Закате», и ей не хватало ума подозревать, что в этом «содружестве» происходит совсем не то, что подразумевает название.

— Прошу, послушайте меня, — сказала Нора, впадая в исступление. — Моя мать нездорова. У нее помутнение сознания. Болезнь Альцгеймера.

— Я уверена, за ней там хорошо присмотрят…

— Ее убьют. Ни минуты не колеблясь. Она бесполезна для этих существ. Но она больна. Она напугана, ей необходимо увидеть знакомое лицо. Вы меня понимаете? Я просто хочу ее увидеть. В последний раз.

Это, конечно, было ложью. Нора хотела вытащить отсюда их обеих. Но для этого нужно было сначала найти мать.

— Ведь вы же человек. Как вы можете делать это… как?

Салли протянула руку, чтобы утешительно — но механически — пожать локоть Норы.

— Там и правда условия получше, миз Родригес. Пожилые получают хороший паек, и за это у них ничего не требуют взамен. Откровенно говоря, я им завидую.

— Вы искренне в это верите? — удивленно спросила Нора.

— Там мой отец, — кивнула Салли.

Нора схватила ее за руку:

— Разве вы не хотите его увидеть? Покажите мне, где это.

Салли была крайне доброжелательна. До такой степени, что у Норы возникало желание отвесить ей оплеуху.

— Я знаю, как тяжело, когда разделяют с близким человеком. Но вам сейчас нужно сосредоточиться на другом — подумайте о себе.

— Это вы подмешали мне седатив в воду?

Безмятежность на лице Салли сменилась озабоченностью; возможно, ее взволновало психическое здоровье Норы, ее потенциал в качестве продуктивного члена лагеря.

— У меня нет доступа к лекарственным средствам.

— Вам они тоже дают препараты?

Салли никак не отреагировала на вопрос.

— Карантин закончен, — объявила она. — Теперь вы должны стать членом сообщества, а я должна познакомить вас с лагерем, помочь вам акклиматизироваться.

Женщина провела ее через небольшую открытую буферную зону под брезентовым навесом, защищавшим от дождя. Нора бросила взгляд на небо — еще один беззвездный вечер. На пропускном пункте Салли передала бумаги человеку лет пятидесяти, облаченному в докторский халат поверх грязно-серого комбинезона. Он просмотрел бумаги, окинул Нору взглядом таможенного контролера, потом пропустил их.

Несмотря на брезентовый навес, дождь доставал их — хлестал по ногам. На Норе были больничного типа тапочки на пористой подошве, на Салли удобные — хотя и промокшие — кроссовки «Сокони».

Тропинка, осыпанная каменной крошкой, вывела их на широкие круговые мостки у высокого наблюдательного поста, похожего на вышку спасательной станции.

Мостки образовывали своего рода развязку — от них отходили четыре другие тропинки. Неподалеку стояли сооружения складского типа, а за ними — здания, напоминающие производственные. Никаких указателей — только стрелочки из белого камня в осклизлой земле. Вдоль тропинок висели низковольтные лампы, без которых передвижение людей было бы невозможно.

Вокруг развязки, словно часовые, стояли несколько вампиров, и Нора, увидев их, почувствовала холодок. Они, голые, белокожие, не были никак защищены от стихии, но при этом не испытывали ни малейшего неудобства. Черный дождь хлестал их по голым головам и плечам, струился по бледной плоти. Руки безвольно висели. Стригои с мрачным безразличием смотрели на проходящих людей. Они были и полицейскими, и сторожевыми псами, и камерами наблюдения.

— Служба безопасности подкрепляет и упорядочивает режим, — сказала Салли, почувствовав испуг и отчаяние Норы. — Что и говорить, здесь почти не бывает происшествий.

— Вы имеете в виду сопротивление людей?

— Я имею в виду какие-либо нарушения порядка, — пояснила Салли, удивленная предположением Норы.

Находиться так близко к вампирам без заточенного серебра — у Норы мурашки побежали по коже. И они почувствовали это. Встревоженные запахом адреналина вампиры втягивали носами воздух, их жала мягко пощелкивали по нёбу.

Салли нетерпеливо дернула Нору за руку:

— Мы здесь не должны задерживаться. Это не разрешается.

Нора чувствовала на спине взгляд черных с красным глаз, пока они с Салли шли по тропинке мимо складских помещений. Нора бегло оценила высокий забор вокруг лагеря: сетчатое ограждение, усиленное оранжевой лентой, закрывающей обзор за пределами лагеря. Верхушка забора имела невидимый ей загиб под углом в сорок пять градусов, хотя в двух-трех местах она разглядела торчащие пучки колючей проволоки, похожие на непокорные вихры. Нет, придется поискать другой выход.

За ограждением вдали виднелись голые верхушки деревьев. Она уже знала, что находится за пределами города. Ходили слухи о большом лагере к северу от Манхэттена и двух лагерях поменьше на Лонг-Айленде в северной части Нью-Джерси. Нору везли сюда, накинув капюшон на голову, и она даже не засекла в пути времени: мысли о матери не давали ей сосредоточиться.