Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужик укоризненно качает головой.
— Что за вульгарность, — говорит он. — Даже представиться не можешь нормально.
Коротко стриженый, правильные черты лица и глубокие пронзительные глаза. Чем-то он создаёт вокруг себя атмосферу, подобную Крабу, начальнику на их СТО.
Но не успевает Колька и додумать свою мысль, как получает под дых от второго незнакомца. Удар у ублюдка выходит мощный, быстрый, отчего дыхание перехватывает.
— Кха! — хрипит Колька, не соображая, что тут вообще происходит.
— Итак, предлагаю начать всё сначала и познакомиться. Я, Лорд Шурик, а это мой верный подчинённый, Третий. Как зовут тебя? — обращается к нему этот… «Лорд».
— Колька меня звать, — кряхтит мужчина.
— Оригинальное прозвище, ничего не скажешь, — кивает его собеседник.
— Какое уж выдали, — цокает Колька.
— И то верно, — кивает с лёгкой улыбкой Лорд. — Так расскажи нам Коля, про тех самых «мужиков»? Очень уж хочется с ними познакомиться.
Угрюмый вид задающих вопросы, и то, с какой лёгкостью они скрутили двоих рудокопов, Кольку пугает. Он решает держаться до последнего, и ни в коем случае не привести чужаков в родное поселение.
— Я не сдам своих, — отрицательно вертит головой Колька.
— Нет так нет, — неожиданно легко соглашается Лорд, — Пойду я пока с твоим приятелем познакомлюсь.
Он поднимается с лавки и вылезает из подземелья. Колька с облегчением переводит дух. Оказывается, зря.
Третий наклоняется вперёд, так что его неподвижные мёртвые зрачки оказываются прямо напротив.
— Я тебя, сучёныш, сейчас резать на ленточки буду, — сообщает он без всяких прикрас, — Твои кореша у меня сестру увели. Без неё мне жизни нет. Я за неё тебя сейчас, как карандаш до косточек обстругаю.
— Какие кореша⁈ — всхлипывает Колька, — Это не мы!
— На кабанах которые верхом ездят, — сообщает псих по имени Третий, — Не юли, я знаю, что ты один из них. Я вас всех мразей под нож пущу!
— На каких кабанах⁈ — вопит пацан, — Нет у нас такого!
— А что есть, сука⁈ — шипит Третий, — Говори, да так, чтобы я тебе поверил.
Колька начинает говорить так быстро, что захлёбывается словами. Он выкладывает всё, про мужиков, про Краба-начальника. Даже про рыжеволосую ветреную Лолу зачем-то рассказывает. Когда замолкает, чувствует под собой горячее и влажное пятно. Колька обоссался.
* * *
Третий вылезает из подвала и открывает рот, но видит на моём лице довольную улыбку.
— Тут не бункер, — говорю, — снаружи всё отлично слышно. Особенно если у вентиляции встать.
Допрос прошёл очень даже плодотворно. Кто-нибудь может заявить, что я поступаю бесчеловечно, но ведь, а как иначе-то?
Сейчас людей не ограничивает мораль и законы двадцать первого века. Все прежние регулирующие органы, уже канули в Лету, оставив, разве что, внутренний моральный компас, да и только.
И, как я мог уже судить, даже он более не являлся чем-то определяющим.
Стайса приносила людей в жертву ради своих целей, и собиралась делать это дальше, гопники были не против изнасиловать Хрюшу, Богучаров и Малой собирались убить меня.
Мир изменился, а люди — нет. Конечно, мы всё ещё пытаемся адаптироваться к новым условиям, но, выходит, у всех это с разной скоростью.
У кого-то на это уходят считаные часы или сутки, а у некоторых целые недели, месяцы, а, может, и того больше.
Я с моими ребятами, слава всем богам и Черти-что, в частности, принадлежим к первой группе.
Да, может, я не смог привыкнуть к Системе и её условностям сиюминутно, но сейчас я могу уверенно заявить, что я принимаю этот новый мир, в котором мы теперь живём.
Он уродливый, не терпящий слабости и далеко не справедливый.
Может, Система и даёт всем шанс, но выходит так, что кому-то удаётся его ухватить, а кому-то — нет. Оттого справедливостью тут и не пахнет.
Единственное, что нам остаётся — это сражаться, как с другими людьми, так и с самими собой. Становиться лучше, умнее и предусмотрительные.
Потому, если мне зададут вопрос «Жестоко ли подвергать пыткам и допросу этих двоих», я отвечу — да. Но попади в данную ситуацию я во второй раз, я не изменю своему выбору.
Потому что они для меня — чужие. А есть — свои. Которые мне доверились, и жизнь, и интересы которых я защищаю.
Старое и доброе правило джунглей «Или ты, или тебя». Третьего не дано… Ха! А забавно звучит, нужно будет Третьему рассказать.
Тот как раз выходит из избы.
— Второго, звать Тормоз, — отчитывается он. — Говорит примерно то же самое, что и первый. Особых нестыковок не заметил.
— Замечательно, отличная работа, Третий. Хорошо у тебя вышло. Уже делал нечто подобное? — невзначай задаю ему вопрос.
— Было дело, — уклончиво отвечает мужчина.
Ха, как любопытно. Соврать, вроде не соврал, но и чёткого ответа не дал.
Недолго думая, я всё же поворачиваюсь к мужчине и вглядываюсь в его лицо.
Он стоит так же монотонно и равнодушно, как и всегда, разве что чуть наклонив голову в сторону, будто задавая немой вопрос «Что-то не так?».
Секунды текут неспешно, даже слишком.
Аккуратно, но заметно положив ладонь на рукоять меча, висящего у меня на поясе, я обращаюсь к собеседнику.
— Кто же ты такой, Третий?
— Твой раб, Лорд Шурик, разве нет?
— Я не это спросил, — качаю головой.
— Какой ответ ты хочешь услышать? — он вскидывает брови.
Это первое проявление хоть каких-то эмоций с его стороны!
— Честный.
— А ты не убьёшь?
— А должен? — удивляюсь я.
— Прежний человек, которому я всё рассказал, меня убил, — сообщает Третий.
Что же там за секрет такой? Глубоко вздохнув, я принимаю решение.
— Чтобы ты мне не сказал, я не стану спешить с выводами. Пока ты не нанесёшь вреда Спарте и её жителям, я не стану вредить тебе.
Мужчина кивает, неспешно прикрывая веки.
— Я — военный. Диверсант. Убийца. Подрывник, — говорит он, глядя мимо меня. — Не спрашивай, где служил. Ты таких мест всё равно не знаешь, а я говорить не имею права. Знаю, ты скажешь, что старые присяги тут ничего не стоят, но я уж так привык.
— И за что тут убивать? — удивляюсь я.
— Боятся, наверное, — пожимает он плечами, — меня всю жизнь боятся, начиная с детдома. Сам видишь, что я далеко не «душа компании». Гражданские считают монстром и «бесчувственным ублюдком». Да, я кроме армейки другой жизни и не знаю. Но и не нужна она мне была, эта «гражданка», если так рассуждать, но сам видишь, как обернулось.
— А с эмоциями что? — спрашиваю. — Это из-за службы?
— Нет, с детства, — отвечает Третий, — Мои родители в дипмиссии работали где-то на «чёрном континенте», когда там переворот случился. Когда наш спецназ потом посольство штурмом взяли, только меня живым и нашли. В вентиляцию забился. Мелкий был, щуплый. Может, и из-за этого, просто я не помню толком ничего.
Детский дом, я так понимаю, у парня тоже «профильный» был. И мотивации достаточно, чтобы потом служить пойти.
И всё же прав он. Не каждый день имеешь удовольствие встретиться лицом к лицу с полноценным социопатом, которому вообще непонятны такие понятия, как сострадание, жалость и сочувствие.
Так будто мало этого — Третий ещё и профессиональный убийца-подрывник, которого, возможно, с детского дома натаскивали на подобную судьбу.
Такое чувство, что возле тебя не худой и незаметный парень, а смертельно ядовитая змея или граната без чеки. Первая мысль, уничтожить или избавиться, как можно скорее. Пока он не уничтожит тебя. Просто потому, что само существование Третьего не укладывается в привычную картину мира.
Мои мысли нарушает вопрос мужчины.
— Так что, убьёшь?
— А должен? — во второй раз повторяю свой вопрос.
— Без понятия. Ты — мой нынешний командир, — говорит он, — Могу даже исполнить задачу и сам себя исполню. Приказ есть приказ.
Чем-то он напоминает мне сейчас самурая. Принёс присягу и следует ей. И теперь его командиром стал я. И до сих пор он меня ни разу не подвёл, а, наоборот, явно или нет, но оказывает поддержку по мере своих сил.
Нет цели — есть только путь. Приказ господина — священен. Нет ничего почётней службы господину.
И этим «господином» для него стал я. От таких подарков судьбы не отказываются.
— Третий, скажи честно. Ты нанесёшь вред Спарте и людям, что вокруг тебя?
— А ты дашь такой приказ?
— Ни за что.
— Тогда и делать я ничего не стану, — кивает Третий, — Дашь отмашку — и я здесь всё сожгу и уничтожу. Прикажешь защищать — жизнь положу. Только отдай
