У нее еще было время, чтобы разобраться в этой дикой ситуации.

Время…

Кендру передернуло. Это было тем самым вопросом, который она специально не задавала в ходе всего этого странного эпизода: время. День, месяц, год. Потому что она боялась ответа.

* * *

– А у нее есть какие-то знания, – прокомментировал Алек, сев в кресло и отхлебнув вина с хмурым выражением лица.

Альберт Руферфорд, седьмой герцог Элдриджский и дядя Алека, поднял глиняную трубку, которую он начал наполнять табаком перед тем, как девушка принялась биться в скрытую дверь. С задумчивым выражением он зажег фитиль от огня и поднес его к углублению в трубке. Он пустил клуб дыма и поднял глаза на картину над камином, где была изображена женщина с ребенком.

Прошло двадцать лет, но скорбь никуда не уходила. Иногда она была такой же острой и свежей, как в день, когда впервые возникла. Иногда, как сейчас, это была боль уставшего человека, не пронзительная, а притупившаяся и превратившаяся в ностальгическую тоску.

Алек проследил взгляд своего дяди до портрета его давно умерших жены и ребенка. У Арабеллы была запоминающаяся внешность и в жизни, и на картине. Хоть ему и было всего около двенадцати лет, когда она умерла, Алек помнил ее красоту, черные волосы и карие глаза, ее общительность и теплоту.

Каждый раз, когда он бывал у дяди и тети, их отношения всегда казались ему идиллическими. Но это могло быть и из-за того, что его собственная жизнь была от идиллии далека. Он предпочитал не думать о себе, поэтому перевел взгляд на изображение ребенка: милая малышка, которая была так похожа на свою мать цветом волос и оттенком кожи; и если художник достоверно ее нарисовал, должна была однажды превзойти ее красотой.

Ей было всего пять, когда заказали картину. Она умерла меньше чем через год, ее тело было унесено морем в том же кораблекрушении, после которого изуродованный труп ее матери прибило волной к берегу.

Он взглянул на герцога, заметил, что он тоже смотрит на ребенка, внезапно что-то внутри его сжалось, и он произнес:

– Она не Шарлотта, сэр.

– Ей было бы сейчас примерно столько же, как и мисс Донован. И у них похожий цвет волос.

– Шарлотта умерла, – Алек сказал это более резко, чем хотел. – Она умерла двадцать лет назад.

Голубые глаза сразу потускнели, в них явно читалась грусть.

– Смею напомнить тебе, что ее тело так и не было найдено… – он поднял руку, когда Алек открыл рот, чтобы поспорить. – Я не дурак, Алек. Я знаю, что мисс Донован – не моя Шарлотта, но она интересует меня все равно.

Губы Алека сжались:

– Она лгунья и, скорее всего, воровка.

Элдридж нахмурился. На лице женщины он рассмотрел целый букет эмоций. Недоверие, ярость, страх. Но там было еще что-то, что ему запомнилось. Этот потерянный взгляд ее больших темных глаз затронул что-то в глубине души.

– Она лгала, да. Но я не думаю, что она лгунья или воровка, – ответил он медленно и посмотрел на вазу. – И она была права, знаешь ли. Эта самая ваза была произведена в эпоху Цзяцзин.

– Я не говорил, что она глупая, пусть ее математические способности и оставляют желать лучшего, – мрачно возразил Алек.

– Хм.

– Вам нужно было ее отпустить. Она хотела уйти.

– Нет. – Он вспомнил вспышку беспомощного ужаса, которую заметил в ее глазах, прежде чем она успела взять себя в руки. – Она не хотела уходить, Алек. Ей некуда идти.

Алек вздохнул и поставил свой пустой бокал. Он поднялся на ноги. Его дядя принял решение, ничего не поделать.

– Понятно. Ну, что ж, уже поздно, мне пора спать.

Это заявление заставило герцога Элдриджского вернуться в настоящее.

– Неужели ты собираешься спать, Алек? – спросил он с веселым лукавством. – Я слышал разговоры про тебя и милую леди Довер.

У них с прекрасной вдовой было чем заняться, кроме разговоров, подумал Алек, но удержался от улыбки и сказал:

– Джентльмен никогда не болтает. – Он задержался у двери, наблюдая за своим дядей. Его лицо приняло серьезное выражение: – Один совет, герцог, если мисс Донован останется тут, я бы посоветовал попросить миссис Дэнбери пересчитать серебро.

* * *

Чувство нереальности происходящего усугублялось, пока Кендра следовала за миссис Дэнбери по коридору и поднималась на два пролета по лестнице для прислуги. Свет от единственной лампы, освещавшей их путь, превращал стены в комнату ужасов с кривляющимися тенями. Кендра пыталась понять, что из всего этого – настоящее. Она напрягла спину, пытаясь бороться с приступом паники, который угрожал поглотить ее полностью. Что бы ни происходило, был ли это психоз или что-то паранормальное, паника тут не помогла бы.

Миссис Дэнбери остановилась у деревянной двери.

– Я поговорю с вами завтра, мисс Донован, – ее тон был холодным и подозрительным. – Сегодня вы можете разделить спальню с Роуз. – Затем она кратко постучала в дверь и открыла ее.

Свет от единственной лампы пролился за пределы дверного проема и осветил крошечную комнату, спрятанную прямо под крышей. У одной стены стоял большой дубовый шкаф, а напротив него две узкие односпальные кровати, разделенные ночной тумбочкой. Одна из кроватей была занята. Кендра увидела, как покрывало задвигалось, из-под него показалась бледная рука, а потом два больших карих глаза под оборками белого ночного чепца посмотрели, жмурясь, в направлении входа в комнату.

– Кто здесь?

– Это я, миссис Дэнбери.

– Миссис Дэнбери? – Девушка зевнула. – Мадам, сколько времени? Что случилось?

– Ничего не случилось, Роуз. Извини, что мы тебя побеспокоили, но мисс Донован нужно где-то спать. Спокойной ночи. – Она удалилась и унесла с собой лампу.

Кендра принялась моргать, пытаясь привыкнуть к темноте. Лунный свет проникал сквозь крошечное окошко на дальней стене. Стали слышны поспешные движения на кровати, затем звуки ударов стали о кремень, за которым последовали вспышки. Большая свечка на ночной тумбочке отбросила маленький кружок света.

Девушка посмотрела на нее.

– Вы кто? – прямиком спросила она.

– Кендра Донован. – Из-за того что она опять почувствовала приступ тошноты, она резко села на свободную кровать.

– Что с вашими волосами? Вы что, болели?

– Можно и так сказать.

Они разглядывали друг друга в тусклом свете. Девушке было не больше пятнадцати или шестнадцати, решила Кендра. Она была симпатичная. Большие, как у Бемби, глаза светились любопытством на круглом лице, обрамленном старомодным ночным чепцом и падающими в беспорядке темными локонами.

– Вас пригласили для приема?

– Я… да. Меня наняли личной горничной. – Кендра снова почувствовала, как паника щекочет заднюю стенку ее горла, пытаясь овладеть ею полностью. Она бы сказала, что это невозможно, что она не может сидеть тут сейчас на этом твердом маленьком матрасе при свете свечи, разговаривая с девушкой, сошедшей со страниц учебника по истории. Но ей очень тяжело давалось отрицание всех этих картин, запахов и чувств.