Слёзы потекли сами собой, я просто упала на руки Мишки, обняв, насколько было возможно, эту рельефную, такую родную, гору мышц. Я тоже устала без него. Очень-очень…

— Лиза, слёзы-то зачем? Всё же хорошо. Нам есть, о чём поговорить, надо выкинуть из нашей жизни все недомолвки, обманы и подлости. И всё, Лизочек, и всё. Жизнь в наших руках, а она прекрасна и удивительна. А где Динка?

Теперь уже солёный водопад намочил и его майку.

— Да что такое?

Я выплеснула всё, известное мне до этого момента. Разобраться в сумбуре сопливо-слёзно-мямлящего повествования было сложно, и Мишка отправил меня заваривать чай, а сам куда-то звонил.

— Ахметовы улетели и уже приземлились в Барнауле.

Я уставилась на боксёра немигающим взглядом.

— Мы так не договаривались. И почему он не поставил меня в известность? Господи, больше всего я боялась, что он заберёт дочку, увезёт, спрячет. Это всё из-за тебя, Мишка! Каждое твоё появление в моей жизни заканчивается катастрофой! Я не могу так больше! — Я орала сама не знаю, что, слова вылетали в лицо Исаеву, как пулемётные очереди, пока он не поймал меня и не прижал к себе, всю сразу, с головы до ног.

— Лиза, я виноват, я согласен. Но давай успокоимся и подумаем, что делать дальше. А потом я готов к любому твоему решению. К любому, слышишь меня?

Запел Дианкин айфон.

— Мамочка, мы уже прилетели, всё хорошо. А ты когда приедешь? Папа сказал, скоро. Алиске так здорово, с ней мама. А я к тебе хочу, приезжай скорей, мамочка.

— Приеду, доча, завтра приеду. — Я чуть не задохнулась, спазм перехватил горло, спасибо, Мишка вовремя встряхнул меня. — Отдыхай, моя крошечка, ночь быстро пролетит.

До меня доходило туго, ничего не укладывалось в бедной голове.

— Я всё слышал. Первый рейс в девять тридцать. К обеду будем на месте. Проблемы придётся решать по мере их поступления.

— С Чингизом твоя жена с дочкой? Они знакомы?

— Видимо, да. Сложно допустить, что твой бывший пропустил бы красу борделя Ларисо. Мы не будем об этом. С дочкой твоей всё в порядке, отец не даст её в обиду, это понятно. Тебе надо отдохнуть, Лиза, это не обсуждается.

И когда я вышла из душа, было доложено, что билеты заказаны, с шефом всё улажено, и у меня есть три дня. Я уже ничего не соображала и завалилась в обнимку с любимой подушкой. А «грелка в полный рост» … не рядом, в другой комнате, на диване. За что я было ему очень благодарна.

Мы прилетели, так и не связавшись ни с Чингизом, ни с Клариссой. Но зато я выслушала остросюжетный рассказ с элементами криминала и эротики. Не знаю, как смогла дожить до конца этого страшного повествования.

Они появились неожиданно, как из-под земли. Вернее, то, что этим людям нужен был именно он, Мишка понял поздно, всё его внимание сосредоточилось на поисках следов мятежной девушки Лизы. Игла, видимо, со снотворным, воткнулась в шею, а вторая — под лопатку. Он успел раскидать унтер команду, но действие лекарства достало его на полпути к дороге. А когда он пришёл в себя, то понял, что его, буквально, взяли в плен. Мишка в своём рассказе оперировал скупыми сведениями, без подробностей, но кое-что я знала и без него. Например, что держали его в оковах, что били, что первый месяц он не соглашался на поединки, пока ему не показали небольшой фильм про меня. И он понял, что я ищу его, а значит, в опасности. Вот тогда и повёлся на их условия, ему предлагалось отработать и свою свободу, и мою безопасность. Но уж сильно рьяно он взялся за дело, Чемпион, одно слово. Дальше, всё предсказуемо: подстроенная бойня со смертельным исходом, капкан для приносящего немалые барыши Исаева, определило его дальнейшее бытие.

— Я сделал вид, что сломался. А сам тренировался с утра до вечера, наращивая свою мощь, чтобы стать для них источником самых больших доходов. На что я рассчитывал? Не могу сказать, но надежда умирает последней. Я получил некоторую свободу, возможность присутствовать на боях, изучать своих будущих соперников, находясь под неусыпным надзором. Вот там и увидел тебя. И взбесился, потребовал встречи, иначе никаких поединков. Меня опять заперли, держали как зверя, но к этому я уже привык. И они поняли, что надо предпринять что-то другое. Когда я увидел маму Гули в простенке двери, не поверил собственным глазам: от неё осталась половина, она сильно постарела, здоровье, явно, оставляло желать лучшего. Тётка рассказала мне, что Боря тоже здесь, что из него готовят будущего бойца, а её держат в заложниках. Да она и сама приняла безнадёжность своего положения после побега, ни к чему хорошему не приведшего. И, конечно, дала понять, что не по собственной воле, а только ради сына, умоляет меня выйти на ринг. Вот тут я и сдался.

— А я знаю даже, где она скрывалась. Но поняла, что эта женщина — мама Гули, когда её уже вычислили. Только не рассказывай своей сестре, она и так не может простить мне некоторые, скрытые от неё, сведения. У меня и к ней не было доверия до поры, до времени. А потом стыдно было признаться…

Я заглядывала в тёмные глаза, притяжение которых уже стала забывать. В них отражалась Лизонька Романова, как в рамке из звездопада. Я вспоминала, как любила смотреться в эти чистые, глубоководные озёра, как в зеркало, и всегда поражалась отсветам мягкого, серебристого света. Как на мартовских, потерявших белизну, просевших сугробах веселились солнечные лучики…

А потом Мишка целовал меня, но как-то не так, как раньше. Я чувствовала, как с облегчением вздыхает его сердце, как отпускает тяжёлое чувство вины, как его любовь занимает своё законное место, проникает в меня, в каждую клеточку, в каждый нейрончик. Он возвращал меня себе, всю, постепенно, без надрыва, возвращая веру. Я люблю его, и он любит меня. Это же так очевидно.

— А дальше совсем грустно, даже вспоминать не хочется. После очередного боя, меня подвели к камерам и показали тебя в обществе Чингиза. Я узнал свою Лизку сразу, несмотря на маскарад. Ты держалась за этого монгола, как за спасательный круг, он оберегал тебя, а ты и не сопротивлялась. И первое, что мне пришло в голову, что тебе с ним хорошо, а главное, безопасно. А вот гарантий, что Русский Медведь когда-нибудь выйдет на волю, или его не пристукнут в следующем бою, у меня не