— Нет, не рабыня, — резко ответила ему Элизабет и отвесила звонкую пощечину.

Воин смущенно почесал щеку. На лице у него было написано полное недоумение. Вокруг них начали собираться люди, в числе которых оказалось и несколько свободных женщин.

— Если ты свободная, — сказала одна из них, — тебе следует стыдиться появляться в общественном месте в таком виде.

— Если тебе доставляет удовольствие ходить, завернувшись с головы до ног в простыню, можешь ходить, — парировала Элизабет.

— Бесстыжая! — в негодовании воскликнула свободная девушка.

— У тебя, наверное, волосатые ноги или уродливое лицо, — сказала Элизабет.

— Ничего подобного, — возразила девушка.

— Вряд ли, иначе ты не закутывалась бы в свою простыню, — съязвила Элизабет.

— Но я действительно красивая, — настаивала девушка.

— Сомневаюсь, — бросила ей Элизабет.

— Нет, я красивая! — обиженно повторила девушка.

— Тогда чего же тебе стесняться? — сказала Элизабет и, шагнув к девушке, к полному её ужасу, сбросила с её лица покрывало.

Все буквально остолбенели. Элизабет, не обращая внимания на её робкие попытки закрыться руками от взглядов собравшихся, принялась стаскивать с неё многочисленные одежды, пока наконец среди тяжелых складок парчи, сатина, шелка и туго накрахмаленного муслина всеобщему обозрению не открылась довольно простая, но хорошо сидящая на стройном молодом теле девушки туника, из тех, которые обычно носят свободные женщины в домашней обстановке.

Девушка действительно оказалась весьма привлекательной. Однако сейчас она стояла, заламывая руки и оглашая воздух пронзительными воплями.

Рабыня в ужасе отошла подальше, словно после подобной экзекуции над свободной горожанкой уж ее-то, рабыню, непременно должны были просто сбросить с моста.

Элизабет окинула свободную девушку оценивающим взглядом.

— Ну что ж, ты довольно красива, — сказала она.

Девушка мгновенно перестала кричать.

— Ты так считаешь?

— На все двадцать золотых монет, — вынесла свое суждение Элизабет.

— Я бы даже дал двадцать одну, — заметил воин, получивший перед этим от Элизабет пощечину.

Разгневанная свободная женщина тут же развернулась и тоже влепила ему пощечину. В этот день парню явно не везло.

— А как твое мнение? — обратилась Элизабет к подобострастно глядящей на неё рабыне.

— О, я не знаю. Мне нельзя иметь своего мнения, ответила рабыня. — Я всего лишь бедная девушка с Тироса.

— Да, тебе не позавидуешь, — посочувствовала ей Элизабет. — А как тебя зовут? — спросила она.

— Реной, если госпоже угодно, — ответила рабыня.

— Да, мне угодно, — сказала Элизабет. — Так как ты считаешь?

— Вы спрашиваете мое мнение? — удивилась Рена.

— Вот именно, — огрызнулась Элизабет. — Должно же у тебя быть собственное мнение на этот счет или ты рабыня с мозгами тряпичной куклы?

Рена улыбнулась.

— Я бы дала двадцать пять золотых, — ответила она.

Элизабет вместе с остальными присутствующими снова окинула свободную девушку критическим взглядом.

— Знаешь, Рена, я думаю, ты права, — сказала она. Затем обратилась к свободной девушке: — А тебя как зовут?

Щеки девушки заалели.

— Релия, — ответила она и, повернувшись к рабыне, поинтересовалась: — Ты действительно считаешь, что за меня дали бы такую высокую цену?

— Да, госпожа, — ответила она.

— Да, Релия, — поправила её Элизабет.

Рабыня испуганно посмотрела на нее, но это продолжалось всего лишь одно мгновение.

— Да, Релия, — запинаясь, произнесла она.

Релия засмеялась от удовольствия.

— Я не предполагала, что свободная женщина может быть такой благородной, как ты, — заметила ей Элизабет и тут же предложила: — Хочешь немного ка-ла-на?

— Хочу, — ответила Релия.

— Отлично, — сказала она, поворачиваясь ко мне, с не меньшим, чем остальные присутствующие на мосту, удивлением наблюдавшему эту сцену. — Мы решили выпить немного. Дай мне денег.

Опешив от неожиданности, я вынул из кармана и протянул ей серебряную монету.

Элизабет взяла с одной стороны под руку Релию, с другой — Рену и объявила:

— Мы сейчас пойдем и купим бутылку вина.

— Подожди, я пойду с вами, — сказал я.

— Нет, ты не пойдешь, — ответила она, ловко поддевая ногой снятые с Релии покрывала и сбрасывая их с моста. — Твое присутствие нежелательно.

И девушки, держась под руки, бодро зашагали по мосту.

— О чем ты собираешься с ними разговаривать? — уныло поинтересовался я, идя вслед за ними.

— Это не для мужского уха, — задорно бросила через плечо Элизабет под смех своих новых подруг.

Не знаю, вызвало бы дальнейшее пребывание в городе Элизабет революцию в настроениях свободных женщин Ко-Ро-Ба, но то, что она приобрела скандальную известность в высших кругах общества, — это совершен но точно. Даже мой отец, глава городской администрации, много повидавший на своем веку, был обескуражен её поведением. Однако задолго до начала такой революции в город из Роя прибыл Ал-Ка.

Для выполнения миссии ему позволено было отрастить волосы, так что сначала я его даже не узнал, настолько это изменение в его внешности оказалось для меня неожиданным все находящиеся в Рое люди — как мужчины, так и женщины — обычно (хотя в последнее время и не всегда) бреют голову наголо, что отвечает традиционно принятым в Рое нормам гигиены. С непривычки волосы причиняли Ал-Ка немало хлопот, и он мыл их по нескольку раз в день.

Элизабет от души веселилась, просматривая сделанные для неё документы рабыни и заучивая на память подробности своего пленения и последующих продаж на невольничьих рынках, подтверждаемых многочисленными расписками и справками. К документам прилагалось и описание её особых примет, внесенное в регистрационные документы ещё во время нашего пребывания в Рое.

Здесь же в моем присутствии, Ал-Ка скрепил документы отпечатками пальцев Элизабет. Я заметил, что в графе примечаний в документах было указано, что Элизабет владеет грамотой, без чего Капрусу едва ли удалось бы зачислить её в штат своих сотрудников. Время нашего расставания неумолимо приближалось, и в один из дней Ал-Ка сказал, что им пора отправляться в путь.

— Будь осторожна, — сказал я ей на прощание.

— Увидимся в Аре, — ответила она, оставляя на моих губах последний поцелуй.