Конвой оставил нас, едва мы сели в повозку.

— Вообще, я и пешком дойти могу, — напомнил я, сожалея, что сумка с механической рукой и всеми отмычками осталась там, в ящике стола Вилсона.

— Мне сказали тебя подвезти, — она постучала в стенку, дав команду кучеру.

Когда карета поехала, и нас слегка встряхнуло, девушка зашторила занавеску, оставив лишь щелочку, чтобы проникал свет. Ее лицо было столь серьезно, что меня это начало пугать. Мне казалось, что она одна из немногих, умеющих жить легко.

— Ты считаешь, что мне тут не место, — решил я проявить смекалку. — Поверь, наши мнения сходятся.

— Сквайр Вилсон возлагает на тебя большие надежды, — ее голос звучал огорченно. — Я считаю, что напрасно.

— Лестно.

— А я не собираюсь тебе льстить, вор. Скажи, зачем ты стал красть?

Вопрос застал меня врасплох. Как-то никому прежде не приходило в голову спрашивать о подобном. Зачем? И так понятно! Я хотел есть. Не побираться, не мерзнуть зимой, не жить на улице. Можно было бы всю жизнь горбатиться и зарабатывать жалкие гроши, как остальные жители Отстойника. Меня с прошлым в сиротском доме даже слугой бы не взяли. Разве что позволили бы чистить господам туфли, если бы конкуренты не прирезали. Чтобы жить более-менее сносно, нужны деньги. Однажды я попробовал стащить кошелек, но меня поймали и отдубасили. Тогда стало ясно, что красть лучше те деньги, о которых владелец предпочел забыть. Те, что хранятся в его доме, собирая пыль. Когда я попадал в чужое жилище, брал их деньги, оставаясь незамеченным, то испытывал невероятное удовольствие. Под ложечкой сосало от чувства собственного могущества. Все эти богачи только и делали, что обирали простых людей. Я же был тем, кто воровал у воров. Слыхал я как-то о парне, который раздавал все награбленное нищим. Либо это сказки, либо он был полным психом. Раздавать деньги тем, кто поленился добыть их самостоятельно — кому такое нужно?

Моё молчание стало напрягать Илайн, и я ответил:

— Наверное, это то, что я умею лучше всего. Разве человек не должен заниматься своим делом?

— Вероятно, — грустно улыбнулась она. — Но ты не ненавидишь тех, кто богаче тебя. Презираешь, возможно, завидуешь, но не ненавидишь. Это и отличает тебя от Ртутной Крысы. Он не просто убивает их, а делает это подло, мучительно, и думаю, выбрал такой метод не случайно. Поэтому я считаю, что не тебе тягаться с ним.

Мне вспомнился тот незнакомец из дома Чейза. Неужто он и есть загадочный маньяк? Только что-то он помедлил перед тем, как убить меня. Не придумал, как это сделать?

— Никогда не поздно найти в Отстойнике какого-нибудь подонка вместо меня, — напомнил я. Так как улыбки это не вызвало, я решил спросить, — а как вы попали во Двор Венаторов?

Она не удивилась вопросу. Думаю, ей часто приходится слышать что-то подобное, но другим тоном, и от тех, кто может унизить. Что толку стесняться вора?

— Значит, ты считаешь, что и мне там не место?

— Девушке, у которой есть постоянная комната в «Бубенчиках»? Закрадывалась такая мысль.

Она кивнула, оценив мою искренность.

— Знаешь, многие считают, что «Бубенчики» — рассадник порока. Но приходят в него люди из других домов, и все чего-то ищут. Потому что Асилум вместе со всей Патрией давно погряз в своих грехах. Зато в борделе порой можно встретить интересных людей и при таких обстоятельствах, чтобы потом прийти к ним с вежливой просьбой, а они не посмели бы отказать.

Вот как! Она улыбалась, и я не сомневался, что услышал правду.

— Кого же вы шантажировали, миледи? Вилсона?

— Не смей, — нахмурилась Илайн. — Сквайр Вилсон скорбящий вдовец. Он безмерно любил свою жену, и никогда при ее жизни и после ее смерти не искал утешения у другой женщины.

Я не дождался ответа и решил посмотреть в окно. Что-то мы слишком долго ехали. Вот-вот незримая граница Отстойника, а если там меня увидят в карете егерей, то будет беда.

Но отодвинув занавеску, я в ужасе обнаружил, что мы уже переехали Дамбу.

— Стойте! — воскликнул я. — Назад!

— Простите, Лоринг, — на лице Илайн было написано сожаление, когда она направила мне в грудь револьвер. — Но вы выходите.

— Не делайте этого, — взмолился я, боясь отнюдь не выстрела. — Вы знаете, что это значит для меня?

— Да, — с горечью подтвердила она. — Вам подрезают крылья. Или вы думали, что Вилсон отпустит вас?

Она ударила локтем в стенку. Карета остановилась. Я готов был получить пулю, впиться ногтями в бархатные сиденья, лишь бы остаться здесь, но дверь распахнулась, и крепкие руки ухватили меня поперек туловища.

«Отпусти! Нет!» — кричало мое нутро, но я не мог унизиться до мольбы вслух. Кучер — здоровенный детина — швырнул меня на дорогу. Илайн, глянув на меня напоследок, закрыла дверцу, и карета тронулась.

Я лежал, точно раздавленная жаба, на каменной брусчатке, покрытой слоем песка, и смотрел в серое небо, из которого моросил мелкий дождь. Стоило подняться, и замелькали тени. Там окно закрылось, а тут кто-то юркнул за дверь. Меня выбросили из кареты егерей посреди улицы. Только потому что день, я еще жив. Новости разлетятся быстро. Кого могут отпустить сыщики? Того, кто сдал своих, кто нашел, чем откупиться. Но хуже всего не это, а то, что бежать теперь некуда. Куда бы я ни направился, слухи будут идти следом, и однажды настигнут меня пером под лопатку.

Вилсон не отпустил меня. Он сделал так, что вся Патриа теперь была для меня под запретом.

Всё, что мне оставалось — это выполнить его задание до того, как на меня объявят охоту. Задумываться, куда же пойти в первую очередь, не пришлось. Один человек серьезно задолжал мне спокойной жизни.

Магазинчик Патрика выглядел как обычно. Только на пороге курил самокрутку здоровый квадратный бандит, один из «постояльцев». Он сидел, облокотившись на обтесанную дубинку, и то и дело сплевывал табак себе под ноги. Еще одну голову я заметил в окне на втором этаже. А их ведь там человек пятнадцать, не меньше. Одно слово Патрика, и от меня останется нежная отбивная, хоть на стол подавай.

Но был у дома скупщика один секрет, о котором знали, пожалуй, только мы с ним. Это тайный ход, через который пройдоха мог бы уйти в случае, если дом обложат егеря. Есть у меня такая привычка: рассматривать потайные уголки Асилума, вдруг пригодится. И однажды, встретив погреб подле карьера, что остался от водохранилища, я задумался: кому же оно понадобилось? Грунтовые воды высокие, хранить ничего не выйдет, не ровен час — обвалится. А спустившись, обнаружил там добротную каменную кладку и распорки через каждый фут. Пройдя подземелье до конца, я уже знал, куда выйду. Хоть под землей, хоть на земле я ориентировался в своих городах даже с закрытыми глазами. Сердце кольнуло воспоминание, что после подлого приема Вилсона я могу забыть о всех своих угодьях и начинать с самого нуля в какой-нибудь Мурании или Туальских Княжествах…