Если кто-то подумает, что я сыт по горло всем этим дерьмом, он будет совершенно прав.

Я снова меняю отель. И когда вхожу в пропахший дешевой дезинфекцией номер, первое, что вижу на прикроватной тумбочке — сотовый телефон. На этот раз NEC N900iG. Он начинает выдавать SOS, едва я успеваю закрыть дверь.

— Привет, — произносит голос. — Ты и правда думал, что все будет так легко?

Прежде чем ответить, я бросаю на пол сумку, прямо в туфлях ложусь на кровать и считаю про себя до четырнадцати с половиной. Когда сердце перестает выбивать дробь, а пересохший рот снова наполняется слюной, я отвечаю:

— Честно говоря, да. Именно так я и думал.

Он тихо смеется. Какое-то алюминиевое «ха-ха-ха». Я терпеливо жду, пока закончится это веселье.

— Что там за глупости с газетами? Тебе не кажется, что ты ведешь себя, как дурак? Нет, конечно, идея с поиском подозрительных случаев самоубийств и связей между ними не плоха. Только на результат можешь и не надеяться. В Японии каждый год регистрируется около двадцати пяти тысяч самоубийств. Представляешь, сколько тебе придется копаться во всем этом? И девяти жизней не хватит…

— Ты знаешь и об этом? — мне становится трудно дышать.

— Опять вопросы. Ты делал в жизни что-нибудь другое, кроме как задавал вопросы? Наверное, вся твоя жизнь и есть вопрос. Никогда не думал, что она должна быть ответом?

— Я не хочу вести с тобой философские разговоры. Скажи мне, где Юрико?

— У нас с тобой получится диалог, только если ты перестанешь меня расспрашивать о всякой ерунде.

— Плевал я на диалог. Где Юрико?

— Ну, а я плевал на Юрико.

— Ты убил ее?

Он смеется.

— Я достану тебя.

Он смеется.

— Что ты сделал с Юрико?

Он смеется.

Я замолкаю. Слышу, как храпит мужчина в соседнем номере слева. Слышу, как на улице орет кошка. Кто-то ходит у меня над головой, кто-то смотрит телевизор ниже этажом, кто-то идет с проституткой по коридору. А он все молчит.

Наконец в трубке раздается его обычный вздох:

— Ну что, все вопросы задал? Хочешь я угадаю, о чем ты думал, когда твоя жена погибла? Ты думал: «ох, и за что же мне это?»… Ты без конца задавал этот вопрос и хотел получить на него ответ. Но тебе даже в голову не пришло, что, возможно, гибель жены — это вопрос к тебе. И все, что требуется — ответить на него. И может быть, сейчас ситуация повторяется… Может быть, наш разговор — это еще один вопрос к тебе. Самый главный вопрос, ответ на который изменит всю твою жизнь. Подумай об этом.

И дает отбой. А я думаю, не вышвырнуть ли в окно и NEC?

На этот раз радиус разлета осколков равняется приблизительно двум метрам. От взрыва мини-гранаты шарахается сморщенная старушка. Больше никого на улице нет.

Я заказываю в номер какую-то еду, съедаю все подчистую, не ощущая вкуса. Если кто-то спросит меня, спал я все это время или нет, я не отвечу. Наверное, спал. Но разница между сном и явью была очень зыбкой, едва уловимой. И там, и там — кошмар. Непрекращающийся, затягивающий, мутный ужас.

Те ребята, про которых я читаю днем, во сне приходят ко мне. Со своими ублюдочными исповедями. Странное дело, большинство из них вовсе не считают, что поступили плохо. Отцы семейств, отравившие угарным газом всю семью — жену и трех детей, а потом повесившиеся на люстре. Матери, аккуратно положившие грудных детей в картонную коробку, а коробку — в мусорный контейнер. Наркоманы, убивавшие ради денег на очередную дозу. Психи, пускавшие в ход нож просто потому, что им хотелось посмотреть на труп. Малолетние проблемные засранцы, которые убивали для того, чтобы проверить, хватит ли у них духу на убийство.

Все они заходят по очереди в мою комнату, присаживаются на краешек постели и заводят одни и те же разговоры. В темноте выделяются только их бледные лица. Словно тел не существует вовсе. У всех — приглушенные голоса, будто говорят они с мешком на голове. Потухшие глаза глядят в одну точку — прямо в середину моего лба. Их взгляды напоминают нацеленный в лоб ствол пистолета.

Они говорят и говорят, а я не в силах их остановить.

Пока ничего не знаешь, живешь, как живешь. Стоит вникнуть в проблему, и ты вокруг видишь только ее. Мне кажется, что все люди делятся на три категории — убийц, их жертв, самоубийц. Если ты не принадлежишь ни к одной из них — просто еще не успел. Так думаю я, просыпаясь в холодном поту. Интересно, в какую категорию попаду я?

У меня есть альтернатива, но нет выбора.

Каждый раз, когда я возвращаюсь в отель с новым ворохом газет, я ожидаю увидеть номер, перевернутый вверх дном. Так всегда бывает в книгах и фильмах. Герой возвращается после вылазки в город, а его квартира или номер в гостинице напоминает поле битвы. Там обязательно успевает побывать либо смертельный враг героя, либо полиция. И устроить жуткий беспорядок, так ничего толкового и не найдя. Я ожидаю увидеть нечто подобное.

Это просто расшатанные нервы.

Это просто стереотип мышления, привитый современным искусством.

Это просто фантазии ребенка, начитавшегося страшных сказок.

На самом деле, номер всегда оказывается в полном порядке. Все разложено по полочкам, отмыто, вычищено, опрыскано средствами дезинфекции. Запах химии и освежителя воздуха. Как будто здесь никто никогда не жил. Я думаю, что так оно и будет после моей смерти. Все следы моего пребывания будут старательно уничтожены, чтобы не портили жизнь тем, кто придет после меня. Им захочется стерильности и химической свежести, а я — что-то вроде подозрительного пятна на простыне. И все мои творения — не больше чем полная окурков и осклизлой серой мерзости пепельница в чистом номере. Дрянь, которую не удосужились вовремя убрать перед въездом новых гостей. После меня кому-то придется обработать кусочек мира средствами для мытья стекол, растворителями ржавчины, средствами для удаления жирных пятен, растворителями краски, универсальными средствами для мытья полов, для очистки и полировки мебели, хорошим стиральным порошком… Добро пожаловать в мир, очищенный специально для вас, ребята! Только помните — когда-нибудь и по вашим делам пройдутся тряпкой, смоченной в щелочном растворе.

Один раз, когда на меня накатывает тоска по своей милой квартирке, где никто не уничтожает следы моего существования, эту наскальную живопись гомо сапиенс, и я оказываюсь рядом с многоквартирным домом, в котором жил совсем недавно, я замечаю машину, стоящую под моими окнами и двух крепких ребят в ней. Один из них курит, другой пьет чай из жестяной банки, и оба время от времени зорко поглядывают по сторонам. Я едва успеваю нырнуть за угол и думаю, что вряд ли когда-нибудь посижу в своем продавленном кресле, притащенном со свалки, и посмотрю на мигающую рекламу джинсов Edwin. Я почти скучаю по соседу-меломану и почти раскаиваюсь в том, что сделал с ним.