Я же как-то в одночасье поняла, что десяток брюк и две дюжины мужских рубашек предстоит перегладить не той гипотетической прачке с красными руками, которую я себе представляла, а лично мне — «маленькой хрупкой птичке» ТМ. Причем срочно.

К тому же, наконец, сподобилась прочитать сценарий до конца. У нас, оказывается, три убийства, два групповых изнасилования и один «посад на иглу». Побоев не счесть. Мое чувство прекрасного… вовсе не протестует, оно молчит, а вот здравый смысл подсказывает, что стирки будет много. Гримерная кровь, говорят, пачкучая.

Сегодня художник-постановщик поил коньяком. Собственно, я планировала достичь просветления, выгладив 10 мужских рубашек подряд, но на седьмой так замерзла, что поддалась приглашению выпить чайку. Видимо, эвфемизм такой.

Пока на удивление везет с людьми. До этого единственный опыт работы в коллективе сводился к тому, что из каждых четырех коллег один обязательно оказывался непроходимым дураком. Но здесь я осмотрела пятерых, и все чрезвычайно приятны. Либо планка снизилась, либо мир стал лучше.

Познакомилась с режиссером. В руках у него пятилитровая канистра, на дне которой лежали денежные купюры по десять и пятьдесят рублей. До сих пор раздумываю, для чего.

Вернулась с работы со смутной улыбкой. Мохитос спросил подозрительно: — Чем занималась сегодня?

— Гладила штаны хакама.

Мохитос еще более подозрительно:

— И кто такой Хакам?!

Как, как объяснить человеку, что это не волосатый спонсор, а штаны для айкидо, скроенные так удивительно, что способны вызвать на моем лице сагановскую улыбку. Собственно, только они и способны: что есть мужчина по сравнению с этой жесткой спинкой, со сложной штаниной, с длинными, как само «нн» в этом слове, завязками, наконец…

Весь вечер, как кошка, смотрела в окно новой стиральной машины. Боже, как она это делает: медленно, разнообразно, то влево, то вправо, то немного водички добавит, то сольет, то скорость увеличит, то почти остановится. Черт, надо водить к ней мужчин на экскурсию. И постель от нее только чище становится. Чудо. Чудо.

Первый съемочный день начался в семь часов утра. Я одевалась, а мой муж сидел на кровати и смотрел, как женщина, чей кормилец идет на бессмысленную войну — не за скот и землю, а за идею, и там его точно убьют. Представьте это выражение на лице бородатой женщины из Измайловского цирка и поймете, как быстро я собралась. Тем более что на кухне с тем же лицом сидел кот. И у них обоих на лбу бегущей строкой дополнительно отражалась фраза: «Куда без завтрака??», причем муж имел в виду мой завтрак, а кот — свой.

На улице видела дворника. То есть это не миф, они существуют, только обычно я сплю в те часы, когда их можно наблюдать в естественной среде.

Выходила из дома в полной уверенности, что буду красться по темным безлюдным улицам, но на самом деле народ кругом так и сновал. Степень изумления, которую я почувствовала, сравнима лишь с той, что испытала, открыв для себя секс. Неужели все — все люди, и соседи, и родители, и дворники — занимаются этим безумным, непристойным и увлекательным делом почти ежедневно? И как они после этого могут жить дальше с теми же лицами, смотреть друг другу в глаза, не смущаясь, не розовея и не покрываясь испариной. Теперь, утратив невинность повторно, выяснила, что и работать в 7.42 ходят тоже все подряд, а не избранные подвижники и титаны духа. Хотя по поводу завтрашнего дня теплится смутная надежда — в конце концов, в три часа ночи «к станку» наверняка выходят единицы. Впрочем, примерно такие же иллюзии я питала по поводу анального секса.

Но первый день был самый обыкновенный: три речи режиссера, первая — «потому что мы команда!», вторая — «вокруг меня одни пидоры», третья — «всем спасибо, все свободны» (он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО произносит эту фразу). В промежутках немного работы и очень много ожидания. После съемки первого эпизода традиционно разбили тарелку, чтобы каждому досталось по кусочку.

Да, эти засранцы сломали мой зонт. Водили куда-то актера, потом вернули с погнутой спицей (зонт, а не актера). Тоже мне «Последний бойскаут»: засунуть — ладно, но зачем же открывать?

Кстати, на собрании съемочной группы наконец-то выяснилось, почему режиссер бегал с канистрой. Он собирает в нее штрафы, по десять рублей с носа, с тех, кто разговаривает одновременно с режиссером. В том смысле, когда ему приходит фантазия сказать речь. Они с продюсером играли в доброго и злого следователя, грозили мгновенным увольнением тем, кто будет пить на площадке алкоголь или опоздает на пять минут. Впрочем, кое-что из сказанного имело смысл, как оказалось: режиссер посоветовал одеваться потеплее. Да. Стоило бы.

Следующий день был печальным: у меня начались месячные, сломался модем и мохитос раз шесть повторил: «Птичка, а может, ну его?». Болела спина, кошмары не давали покоя, и страшно хотелось в сеть.

Но в 3.20 за мной приехал зеленый «крайслер» и повез на работу, в салоне Бритни Спирс пела I Did It Again, и, в общем, все было хорошо.

Что сказать о работе? Сплю не больше шести часов в сутки, часа полтора провожу в метро, часа два нас возят в автобусе, два часа на остальную жизнь, и двенадцать работаю, практически не присаживаясь, это если нет переработки, когда и по четырнадцать. Иногда рабочий день начинается в четыре утра, иногда в восемь вечера. Без выходных. Ем один раз в день. Рада, что оказалась способна на такое. Но я пережила только одну неделю из шести. Еще будет много возможностей сдохнуть от усталости и голода. Опять же нервный срыв не за горами. Вчера смотрела в свою записную книжку и долго смеялась. Там записан мой телефон, адрес и как меня зовут: дело в том, что когда после трудового дня вызываю машину на завтра, то не в состоянии продиктовать свои координаты по памяти. Но чтобы имя…

Прежде в ноябре, когда листья уже облетели, а снег еще не выпал и до Нового года еще вон сколько, меня посещали депрессии. Я беспокоилась, как Иван Бездомный, плакала во сне и в конце концов уезжала в Питер — смотреть на тяжелую холодную воду, чувствовать, как ветер поигрывает моими костями сквозь швейцарскую армейскую куртку и синий натовский свитер, и постепенно осознавать, что простая человеческая печаль ничего не значит по сравнению с всепоглощающей тоской северного моря.

Нынче же депрессия не предвидится: я либо хочу спать, либо бегаю сломя голову, либо по дороге домой весела, как птичка, — никогда не испытывала такой радости, возвращаясь, только уезжая. И в последнее время — поверите ли? — стала смеяться во сне. Наверное, от счастья, что удается поспать.

Необычно отсутствие сексуального аспекта в деловом общении. Тот факт, что я женщина и хорошенькая, ничего не меняет в моем положении на съемочной площадке. Пол и внешность костюмера не имеют ни малейшего значения. Я-то привыкла, что достаточно улыбнуться, поправить волосы и сделать невинные глаза, чтобы большая часть проблем разрешилась сама собой (точнее, с помощью окрестных мужчин). Здесь же можно делать лица сколько угодно, выполнять свои обязанности все равно придется самой.