— Отлично! Превосходно! — заявил он. — Значит, этим вечером вы выйдете на сцену. Поющий пес — это довольно забавно…

Едва он удалился, Антонин и его товарищи стали посматривать на нас с явной ревностью. Еще бы, мы только прибыли, а уже украли у них славу…

Как и следовало ожидать, после этого синий пес провел остаток дня, докучая нам капризами. Для начала он потребовал выкупать его с душистым шампунем, завить ему шерсть и начистить клыки. Поскольку его знаменитый галстук на сквозь пропитался грязью, он пожелал заменить его на шелковый бант, после чего долго выбирал цвет ленты и форму узла. Прихорошившись таким образом, он улегся на красную бархатную подушку и наотрез отказался куда-либо двинуться с нее. Время от времени он отдавал нам приказы, как будто мы были его лакеями, например: «Принеси мне косточку, олух. Нет, не эту, побольше. Нет, еще побольше… И почешите мне кто-нибудь левую ляжку, вот здесь. Посильнее, еще посильнее. Вот, так хорошо».

Наконец, он велел поставить вокруг него зеркала, чтобы он мог с полным комфортом любоваться собой. К концу дня у всех артистов во дворе была только одна мечта — свернуть ему шею.

С наступлением темноты за нами пришли стражники, чтобы проводить в королевский театр. Синий пес шагал во главе, а мы смиренно двигались следом.

— Это мои слуги, пропустите этих, — заявил он стражникам у дверей, когда те попытались нас прогнать.

Мы остались сидеть за кулисами, когда он важно прошествовал на сцену, не испытывая ни капли смущения. Выглянув в зрительный зал, я увидела короля, ссутулившегося в глубине необъятного золоченого кресла. Корона казалась слишком тяжелой для него, и в целом вид у него был самый мрачный. Но как только синий пес принялся петь, Кальдас как будто проснулся. В одно мгновение его настроение улучшилось, и это немедленно подействовало на все, что его окружало. Свечи в огромной люстре засияли ярче платья стали выглядеть новее и богаче серебряные украшения превратились в чистое золото, старики помолодели лет на двадцать, интеллект придворных дурачков взмыл под потолок, а самые невзрачные девушки преобразились в кинозвезд первой величины! Настоящее чудо, Я бросила взгляд на бабушку Кэти и с изумлением обнаружила, что она выглядит намного моложе, чем буквально минуту назад. Я едва узнала ее!

— Ух ты! — негромко сказал Себастьян, коснувшись моего плеча. — Твои волосы…

— Что такое?

— Они светятся в темноте. Можно подумать, они из золота!

Не знаю, были ли все эти преображения реальными или просто настроение монарха действовало на нас гипнотически. Вполне возможно, что под действием эйфории его мозг начал излучать особые волны, заставляющие нас все видеть в розовом цвете. Наверное, все мы оказались во власти какой-то необыкновенной иллюзии…

Как бы то ни было, чудо подействовало, могу вас заверить. Я чувствовала себя настолько неотразимой, что искренне удивлялась, почему ко мне, сбиваясь с ног, не торопятся кинопродюсеры с немедленным предложением роли в следующем фильме о Джеймсе Бонде!

Песнопения нашего синего пса завершились под гром аплодисментов. Монарх был на седьмом небе опт счастья. Он жестом подозвал пса к себе и некоторое время о чем-то тихонько беседовал с ним без посторонних. Я тем временем изводилась от волнения, задавая себе один и тот же вопрос, каких таких небылиц наплетет ему наш четвероногий приятель. Начав свои рассказы, он обычно уже не мог остановиться, не отступая даже перед самой чудовищной ложью.

Вернувшись за кулисы, эта покрытая синей шерстью козявка еще имела нахальство заявить:

— Можете поблагодарить меня, ведь теперь вы считаетесь слугами барона. Кальдас только что пожаловал мне дворянский титул. Так что я попросил бы вас обращаться ко мне с должным почтением. Не исключаю, что вскоре он может назначить меня послом.

Мне пришлось удержать Себастьяна, который хотел наградить его хорошим пинком под зад.

Мы отправились обратно во двор, где собирались бродячие артисты, однако стражники остановили нас и отвели в южное крыло замка, где для нас было приготовлено жилое помещение. Благодаря синему псу отныне мы считались привилегированными гостями. Расторопные слуги накрыли для нас стол с разнообразными яствами. Разумеется, синий пес настоял на том, чтобы занять самое почетное место и пользоваться первоочередным обслуживанием. Время от времени, когда он отрывал свой нос от тарелки, специально приставленный лакей с почтением утирал ему мордочку вышитым полотенцем.

— Уж и не знаю, стоит ли нам радоваться этой внезапной славе, — пробормотала бабушка Кэти. Когда оказываешься в свете прожекторов, за этим обычно следуют неприятности.

Когда ужин завершился, я выскользнула в коридор, чтобы проведать Антонина и извиниться перед ним за то, что дело приняло такой оборот. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто мы все спланировали заранее. Перед уходом я стянула со стола жареного цыпленка, чтобы отнести его бродячим актерам — я не была уверена, что труппу Антонина хорошо накормили. Поначалу Антонин принял меня прохладно, но в конце концов понял, что мы ни в чем не виноваты. Думаю, жареный цыпленок оказался кстати и тоже склонил чашу весов в мою пользу. Мы некоторое время погуляли под сводами дворцовой колоннады, которую освещали закрепленные на стенах факелы. Ночью дворец приобрел довольно унылый вид. Я рассчитывала поподробнее расспросить Антонина об устройстве мира восьмого корня, но в тот самый миг, когда я уже открыла рот, из-за угла выскочило какое-то странное сгорбленное существо в белой картонной маске, заставив нас подскочить. Толкнув нас, существо без единого слова извинения прохромало в темноту и исчезло.

— Что это было? — пролепетала я, еще не оправившись от неожиданности.

— Бывший гримасник, — прохрипел Антонин осипшим голосом.

Неожиданная встреча явно выбила его из колеи. Я заметила, что его руки дрожат.

— Кто-кто?

— Бывший член некогда существовавшей и очень знаменитой труппы актеров, которых называли «королями гримасы». Они прославились как непревзойденные шуты. Их гримасы были настолько комичными, что король просто покатывался со смеху. Стоило им только появиться и тоска Кальдаса исчезала, как по волшебству. Благодаря этому таланту гримасники долгое время пользовались разнообразными привилегиями и купались в богатстве и славе. Наш правитель удостоил их права носить мечи, как настоящих знатных господ. Даже герцоги должны были уступать им дорогу, если они сталкивались в дворцовых коридорах. Но потом…

— Что потом?

— О! Случилось то, что и должно было случиться. Не зная меры, они стали жертвами собственного дара.

— Ничего не понимаю… объясни!

— Гримасы… Все случилось из-за них. Понимаешь, гримасники перестарались, и однажды мышцы их лиц застыли, парализованные непреодолимой судорогой. С тех пор они не могут больше разговаривать, а их лица похожи на безобразные морды горгулий. Вот почему они прикрываются этими картонными масками — чтобы не пугать людей. Они так и гримасничают до сих пор, только теперь никому не смешно, потому что гримасы вселяют ужас. Их давно бы уже выгнали из города, если бы не память о многочисленных услугах, которые они оказали короне. Их соглашаются терпеть только при условии, что они выходят на улицу с наступлением темноты. Остальное время они проводят в подземелье замка.