Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Что делает с машинами Великий и могучий утес, с ногой на небе… или на земле? Тьфу, черт, не помню… живущий, пока… это…
– Пока не исчезнут машины, – подсказал Вадим.
– Бессмыслица какая-то, – сердито сказал Саул. – При чем тут машины?
– Это титулование, – пояснил Вадим. – Символ вечности.
– Слушайте, Вадим, спросите его, что он делает с машинами?
– Кто?
– Да утес же, черт бы его побрал!
– Говорите просто, – сказал Вадим. – Великий и могучий утес.
Саул отдулся и положил трубку на стол.
– Итак, что делает с машинами Великий и могучий утес?
– Никто не знает, что делает Великий и могучий утес, – с достоинством произнес пленник.
Антон не выдержал и засмеялся. Вадим хохотал, держась за подлокотники. Пленник глядел на них со страхом.
– Откуда привозят чертежи?
– Из-за гор.
– Что за горами?
– Мир.
– Сколько в мире людей?
– Очень много. Сосчитать невозможно.
– Кто привозит машины?
– Преступники.
– Откуда?
– С твердой дороги. Там очень много машин. – Пленник подумал и добавил: – Сосчитать нельзя.
– Кто делает машины?
Хайра удивленно улыбнулся.
– Машины никто не делает. Машины есть.
– Откуда они взялись?
Хайра произнес речь. Он тер лицо, гладил себя по бокам и поглядывал на потолок. Он закатывал глаза и временами даже принимался петь. Получалось приблизительно следующее.
Давным-давно, когда еще никто не родился, с красной луны упали большие ящики. В ящиках была вода. Жирная и липкая как варенье. И она была темно-красная, как варенье. Сначала вода сделала город. Потом она сделала в земле две дыры и наполнила эти дыры дымом смерти. Потом вода стала твердой дорогой между дырами, а из дыма родились машины. С тех пор один дым рождает машины, а другой дым глотает машины, и так всегда будет.
– Ну, это мы и без тебя знаем, – сказал Саул. – А если преступники не захотят двигать машины?
– Их убивают.
– Кто?
– Стражники.
– И ты убивал?
– Я убил троих, – гордо ответил Хайра.
Антон закрыл глаза. Мальчишка, подумал он. Славный, симпатичный мальчишка. И он говорит об этом с гордостью…
– Как же ты их убивал? – спросил Саул.
– Одного я убил мечом. Я доказывал начальнику, что могу разрубить тело одним ударом. Теперь он знает, что я это могу. Другого я убил кулаком. А третьего я приказал сбросить мне на копье.
– Кому приказал?
– Другим преступникам.
Некоторое время Саул молчал.
– Скучно, – сказал пленник. – Служба гордая, но скучная. Нет женщин. Нет умных бесед. Скучно, – повторил он и вздохнул.
– Почему преступники не бегут?
– Они бегут. Пусть. На равнине снег и птицы. В горах стража. Умные не бегут. Все хотят жить.
– Почему у некоторых золотые ногти?
Пленник сказал шепотом:
– Это были люди большого богатства. Но они хотели странного, а некоторые даже пытались сменить Утес. Они отвратительны, как падаль, – сказал он громко. – Великий и могучий Утес, сверкающий бой присылает их сюда со всеми родными. Кроме женщин, – прибавил он с сожалением.
– Вы знаете, – сказал Саул, – я испытываю огромное желание повесить сначала его, а потом всех остальных носителей мечей и копий на этой равнине. Но это, к сожалению, бесполезно. – Он снова набил трубку. – У меня больше нет вопросов. Спрашивайте вы, если хотите.
– Нас нельзя вешать, – быстро сказал побледневший Хайра. – Великий и могучий утес, с ногой на небе жестоко накажет вас.
– Плевать я хотел на твоего Великого и могучего, – сказал Саул, раскуривая трубку. Пальцы его дрожали. – Будете еще спрашивать или нет?
Антон помотал головой. Никогда в жизни он не испытывал такого отвращения. Вадим подошел к Хайре и сорвал с его висков мнемокристаллы.
– Что будем делать? – спросил он.
– Таков человек, – задумчиво проговорил Саул. – На пути к вам он должен пройти через это и многое другое. Как долго он еще остается скотом после того, как поднимается на задние лапы и берет в руки орудия труда. Этих еще можно извинить, они понятия не имеют о свободе, равенстве, братстве. Впрочем, это им еще предстоит. Они еще будут спасать цивилизацию газовыми камерами. Им еще предстоит стать мещанами и поставить свой мир на край гибели. И все-таки я доволен. В этом мире царит средневековье, это совершенно очевидно. Все это титулование, пышные разглагольствования, золоченые ногти, невежество… Но уже теперь здесь есть люди, которые желают странного. Как это прекрасно – человек, который желает странного! И этого человека, конечно, боятся. Этому человеку тоже предстоит долгий путь. Его будут жечь на кострах, распинать, сажать за решетку, потом за колючую проволоку… Да, – он помолчал. – А какова затея! – воскликнул он. – Овладеть машинами, не имея никакого представления о машинах! Представляете? Какой это был дерзкий ум! Сейчас-то его, конечно, посадили бы в лагерь. Сейчас это все рутина, что-то вроде обряда в честь могучих предков… Сейчас, наверное, никто и не знает и знать не хочет, для чего все это нужно. Разве что как повод для создания лагеря смерти. А когда-то это была идея…
Он замолчал и стал усиленно сипеть трубкой. Антон сказал:
– Ну зачем же так мрачно, Саул? Им вовсе не обязательно проходить через газовые камеры и прочее. Ведь мы уже здесь.
– Мы! – Саул усмехнулся. – Что мы можем сделать? Вот нас здесь трое, и все мы хотим творить добро активно. И что же можем? Да, конечно, мы можем пойти к Великому утесу этакими парламентерами от разума и попросить его, чтобы он отказался от рабовладения и дал народу свободу. Нас возьмут за штаны и бросят в котлован. Можно напялить белые хламиды – и прямо в народ. Вы, Антон, будете Христос, вы, Вадим, апостолом Павлом, а я, конечно, Фомой. И мы станем проповедовать социализм и даже, может быть, сотворим несколько чудес. Что-нибудь вроде нуль-транспортировки. Местные фарисеи посадят нас на кол, а люди, которых мы хотели спасти, будут с гиком кидать в нас калом… – Он поднялся и прошелся вокруг стола. – Правда, у нас есть скорчер. Мы можем перебить стражу, построить голых в колонну и прорваться через горы, сжечь сюзеренов и вассалов вместе с их замками и пышными титулами, и тогда города фарисеев превратятся в головешки, а вас поднимут на копья или, скорее всего, зарежут из-за угла, а в стране воцарится хаос, из которого вынырнут какие-нибудь саддукеи. Вот что мы можем.
Он сел. Антон и Вадим улыбались.
– Нас не трое, – сказал Антон. – Нас, дорогой Саул, двадцать миллиардов. Наверное, раз в двадцать больше, чем на этой планете.