Ксения Аркадьевна задумалась. Потом встряхнула короткой стрижкой и поднялась с кресла.

— Хорошо, я сделаю так, как вы посоветовали. О результате сообщу. Спасибо, — повернулась она к Енисееву, — мне понравилась ваша работа. Резковато… но, может быть, так и надо. Буду рекомендовать вас своим знакомым. Можете присылать мне счет.

— А как же заказанный вами прогноз аналитиков? — с некоторым беспокойством спросил Ступар.

— Включите его в счет. Они же работали. Но мне уже и так всё ясно. До свидания.

Она удалилась, шагая столь же твердо, как и вошла, а может быть, еще тверже, потому что стекла в книжных шкафах задребезжали.

— Не завидую я ее мужу, — пробормотал Ступар, — даже если он писал эти письма.

— Ей я тоже не завидую, — сказал Енисеев. — Ад какой-то, а не жизнь. Уверен, всё она знала о своем муже. И даже насчет писем в глубине души догадывалась. А сюда пришла, чтобы получить подтверждение своим смутным догадкам.

— Но я присоединяюсь к ее словам о вашей работе! Наблюдал с восхищением! Это подлинный класс! Сегодня вы заработали не менее трех тысяч долларов!

— Да? Но я ничего не предсказывал, а отбивал хлеб у ваших аналитиков. Я не испытал даже и близко ничего похожего на состояние, которое испытываю при предсказании. А ведь вы меня хотели использовать как предсказателя.

— Не скажите, не скажите! Со стороны-то виднее! Вы ничем не отличались от наших аналитиков, пока не взяли в руки снимок. Тут вас словно осенило что-то, и вы пошли к истине, как танк, никуда не сворачивая. Что-то подобное делают лишь хорошие экстрасенсы в «Битве», когда им дают фотографии. Просто предсказание по фото для вас, очевидно, мелочь, не сравнимая с тем состоянием, что вы испытываете, читая будущее. Но для обычных людей ваша работа с портретом выглядит весьма впечатляюще. Мои парни видели фото этого жиголо — не это, так другое. Ну и что? Я сразу понял, что с этой скрытной бабой должен работать кто-нибудь вроде вас. И вы ее моментально раскрутили. Вы и впрямь не знаете всех своих возможностей. Вам обязательно надо поработать здесь, чтобы научиться их раскрывать.

— Не исключено, что вы правы. В общем, это было даже интересно. Давайте договоримся так. Я буду работать по вызову. Соответственно, зарплату мне платить не надо, достаточно будет процента от гонорара, который платит клиент. Какой, кстати, это процент?

— Немаленький. Шестьдесят.

— Это вам получается немаленький! Сорок — а за что? За регистрацию клиента? Или, так сказать, за мое «крышевание»? Но не буду спорить. Более того: я отказываюсь и от этих шестидесяти процентов, если напророчу клиенту несчастье, связанное с угрозой жизни или здоровью. Но отказываюсь не в вашу пользу. Вы тоже не должны их брать. Это мои условия.

— Вот как? Нравственный императив, да? Впрочем, по проблемам жизни и здоровья люди обычно обращаются в другие места, так что мы немного потеряем. Согласен. — Ступар дернул носом, потер руки. — Готовим договорчик и начинаем работать?

— Готовим, но подпишем и начнем работать, когда узнаем о результате разговора Ксении Аркадьевны с мужем. Если я ошибся, то мне нечего здесь делать. Зачем вводить людей в заблуждение?

— Не ошиблись, поверьте моему опыту. Наоборот, теперь, после того, как вы выяснили, кто автор писем, любое другое предположение кажется маловероятным.

— И, тем не менее, подождем.

Муж Ксении Аркадьевны во всем признался. Самое интересное, что у него не было никакой молодой любовницы, — во всяком случае, любовницы, замешанной в афере с письмами. Этот человек вовсе не разлюбил свою бывшую жену, имевшую палатку на рынке в Адлере. Напротив, он хотел вытащить ее в Москву, получив после развода с Ксенией Аркадьевной свою долю в ее бизнесе и имуществе. Причем адлерская жена сознательно отпустила мужа на сексуальные заработки к богатой Ксении Аркадьевне, как героиня одного рассказа Зощенко. В итоге вышло не совсем так, как у Зощенко, но столь же плачевно для первой жены.

Впрочем, Ксения Аркадьевна не посчитала нужным сообщить Ступару и Енисееву, простила она мужа или нет. Ступар, выплачивая Енисееву гонорар, спросил с улыбочкой:

— Ну, вам-то уж, наверное, известно, что она решила насчет своего гаишника? Поверила в его раскаяние? Выгнала?

— Нет, не известно. Но я могу попытаться сосредоточиться и узнать. Это будет вам стоить еще три тысячи долларов.

— Вы, я вижу, быстро становитесь на деловую ногу! — захохотал Ступар. — А вы еще опасались! А в итоге и деньги получили, и добродетель восторжествовала! Такое, знаете ли, редко бывает!

— А я не уверен, что добродетель восторжествовала. По-хорошему, так этой Ксении прощать своего мышиного жеребчика не надо. Представьте их жизнь, если они останутся вместе. Это будет похуже, чем в последние два месяца. Жуть и лицемерие.

— Да уж! Гаишнику, чтобы хоть частично реабилитироваться, придется, как в Адлере, отрабатывать по несколько раз в день! Ну, а разве неправильно будет, если она его выгонит?

— Правильно, если он вернется к первой жене в Адлер. Но он вряд ли вернется после того, как побывал гендиректором крупной фирмы в Москве. Будет заниматься здесь аферами помельче. Но адлерскую подругу сюда не выпишет, да она и сама не поедет от своей палатки в неизвестность. Одно дело быть женой богатого бизнесмена, а другое дело мотаться здесь с мужем, мелким аферистом, по съемным квартирам. В Адлере она хозяйка, а в Москве кто? В этой истории нет добродетельных людей, включая Ксению Аркадьевну, которая свела гаишника, как бычка, со двора у соседки-торговки, и негде торжествовать добродетели. Фиктивный брак, фиктивный развод, фиктивная жизнь… Не люди, а грубо раскрашенные куклы. Не вижу серьезных оснований полагать, что раскрытая афера с письмами послужит им нравственным уроком.

— И всё-таки, согласитесь, было бы гораздо хуже, если бы вы эту аферу не раскрыли. Тут ведь могло дойти и до убийства. Представьте, что гаишник своими подложными письмами так и не добился бы от Ксении равных прав на бизнес. Тогда бы ему пришла в голову мысль просто убить ее, чтобы стать наследником по закону.

— Это не исключено.

— Вот видите, а вы говорите, что добродетель не восторжествовала.

— Убийства невозможно исключить и в том случае, если Ксения Аркадьевна всё-таки останется со своим гаишником. Но вы правы в том, что в ближайшее время он на это едва ли решится. Так что Ксения заплатила деньги не напрасно.

Они обсуждали это дело за рюмкой коньяка, как шахматисты обсуждают сыгранную партию, анализируя варианты, и Енисеев поневоле ощущал себя профессионалом в незнакомой доселе области «всеобщего и политического прогнозирования», и ему это даже нравилось. Это можно было бы сравнить с тем, как начинающий писатель попал в круг писателей признанных, и они на равных беседуют с ним о литературе. Что ни говори, а профессионалами в своем деле нам позволяет осознавать себя полученный за труды гонорар, и такой гонорар, несравнимый с теми грошами, что Енисеев получал за предсказания, замаскированные им под газетные статьи, лежал у него в кармане. Мало ли что доводилось предсказывать Енисееву, в том числе с точностью до минут, как с иркутским и польским самолетами, но это был лишь его внутренний голос, которому поначалу никто не верил, а тут за его голос были готовы платить. И пусть на самом деле это был не внутренний голос и не внешний, а доводы рассудка, позволившие ему считать с фотографии мужа Ксении Аркадьевны его нехороший замысел, но как-то хотелось верить Ступару, что необычные особенности Енисеева тоже сыграли свою роль. Было ли то тщеславие, или результат долгой неуверенности в своих силах, он не знал, но в амплуа вольного предсказателя с гонораром, не отягченного никакими другими обязательствами, он чувствовал себя довольно комфортно. К пророчеству это не имело никакого отношения, да и нельзя комфортно чувствовать себя пророком, но ведь и Ступар прав, когда говорит о бессистемном и случайном характере его успехов.