Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ненси, опоздаем! — обрушились на дверь удары Гила.
— Иду.
Я шагнула за порог, и Гилберт замер с разинутым ртом.
— Ненси? — переспросил он.
— Ты ожидал увидеть кого-то другого? — Я счастливо рассмеялась и покрутилась, чтобы Гил оценил красоту платья.
— Ничего себе.
— Вы еще долго? — Мик заглянул во входную дверь. — Ненси, шевели каблуками! Иначе магобиль уедет без тебя.
Только сейчас заметила, что на Гилберте форма водителя. Хороший вариант, чтобы не было лишних вопросов. Он подал мне руку и помог дойти до магобиля. Я чувствовала себя то ли принцессой, то ли героиней старой сказки, которой предстояло отправиться на бал. Жаль, что вместо бала меня ждал визит к Сэю Аллени.
Магобиль покатился по улицам, а у меня сердце замирало от страха. Главное — не забыть сделать фото и поймать Аллени «на горячем». Я повторяла себе это снова и снова, пока мы не достигли знакомого особняка. Гил вышел первым и помог выбраться из магобиля, потому что в таком объемном платье это оказалось сложно.
— Деньги, — протянул Гилберт тугой мешочек. — Учти, Ненси, отвечаешь за них головой. Амулет вделан в ожерелье, поэтому не позволяй никому до него дотрагиваться. Удачи!
Я глубоко вдохнула воздух, выдохнула — и пошла к двери. Позвонила в колокольчик, и мгновение спустя на пороге появился высокий мужчина в ливрее.
— Ваш пригласительный, — потребовал он.
Я протянула конверт дрожащей рукой. Он изучил карточку и вернул ее мне.
— Пройдемте, лиа, — сказал уверенно. — Вас ждут.
Мы миновали длинный коридор, вдоль которого горели светильники в красивых резных абажурах. Так удивительно! Я шла, затаив дыхание. И казалось, что ступаю по битому стеклу. Никогда в жизни не волновалась так сильно.
«Работа, так нужно для работы», — повторяла себе, но ноги все равно подкашивались, а голова предательски кружилась. Наконец передо мной очутилась дверь. Слуга услужливо распахнул ее, и я вошла в огромный зал. Вдоль стен выстроились мягкие кресла, а в центре расположилась небольшая трибуна — видимо, именно отсюда нам предстоит слушать блистательного Сэя Аллени.
— Просим передать нам оплату, — поклонился слуга, и увесистый мешочек перекочевал в его руки.
Я заняла одно из свободных кресел, чтобы находиться поближе к «предмету своей симпатии». Осторожно покосилась на товарок то ли по счастью, то ли по несчастью. Большинство кресел было уже занято. Вот только девицы не щебетали друг с другом, а как завороженные смотрели на импровизированную сцену. «Пли», — скомандовала я фотоаппарату, запечатлевая пустую трибуну и неподвижных девушек.
— Нет уж, сначала представление, деньги потом, — послышался мелодичный голос, в котором тем не менее проскальзывали знакомые нотки. Чуть обернулась — и замерла с раскрытым ртом. Вошедшую барышню я узнала. Точнее, совсем не барышню, хоть, не стану лукавить, заподозрить в высокой пышногрудой блондинке нашего главного бухгалтера мог бы только ясновидящий. Или человек, который хорошо знал эльфа. Эл вцепился в расшитый кошелек и сопротивлялся до последнего. В конце концов слуга махнул рукой и куда-то ушел, а Эл в невообразимом розовом платье, расшитом золотом, степенно прошел к креслам и сел рядом со мной.
— Грабеж среди бела дня. Не правда ли, лиа? — обратился ко мне.
— Это еще малая цена за возможность лично увидеть и услышать самого Сэя Аллени.
Я картинно закатила глаза, а Эл глупо хихикнул, прикрыв лицо веером.
Можно было, конечно, обидеться на друзей. Раз прислали эльфа — значит, не доверяют. Но, с другой стороны, сразу стало спокойнее, потому что теперь я ощущала поддержку коллег. Кажется, Эл появился вовремя, потому что светильники вдруг разом погасли. А когда тусклый свет озарил зал, на миниатюрной сцене замер самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо видела.
— Ах! — вырвалось из двух десятков женских сердец, а Сэй Аллени обвел нас чуть затуманенным взглядом небесно-голубых глаз, поправил золотистый локон, упавший на лоб, и заговорил:
— Приветствую вас, прекраснейшие цветы нашей столицы.
У меня бешено забилось сердце. Я растерянно хлопала глазами, стараясь прийти в себя, но комната вокруг стала иллюзорной, а вот мужчина передо мной был вполне реальным и манящим, словно магнит. Я смотрела на него и едва могла перевести дух. А когда полились первые строки стихотворения, поняла, что влюбилась, пропала. Приказывала фотоаппарату действовать, только чтобы запечатлеть такую неземную красоту. Он не человек. Он — бог!
Кто-то ущипнул меня за локоть. Я с негодованием воззрилась на Эла, а тот сделал большие глаза, напоминая, что я на работе. Конечно, он же мужчина, ему не понять. Я отодвинулась от глупого эльфа и внимала божественным строкам:
Любовью! Я покачивалась в такт словам, и казалось, что комната кружится вместе со мной. Так волшебно, так чутко. Разве может человек писать такие стихи? Что там пятьдесят золотых? Я бы жизнь отдала, чтобы каждый день слышать этот голос.
Внезапно мне в ладонь вложили что-то круглое. Шарик быстро раскалился так, что я едва не выпустила его из рук. Зато морок, стоявший перед глазами, исчез. Да, Сэй Аллени по-прежнему был красив, но теперь я замечала и капризный изгиб губ, и взгляд, сочащийся высокомерием. И не понимала, что в нем может нравиться.
— Обольщение, — шевельнулись губы Эла.
Я направила фотоаппарат сначала на зачарованных девушек, потом на самого Аллени. И вдруг Эл поднялся с кресла.
— Вздор! — произнес он.
— Что? — замер Аллени.
— Говорю, редкостный вздор вы несете, уважаемый, — ответил неугомонный эльф. — Стишки школьного уровня. Обираете честных людей.
— Что? — дамы вторили своему кумиру, и я поняла, что сейчас нас будут бить. Как и поняла другое — процесс избиения надо заснять на фотоаппарат. Провокация! Вот как это называется.
Девушки ринулись на эльфа дружной толпой. Я ожидала, что в юбках Эл окажется неповоротливым. Так и было, пока одна разошедшаяся дамочка не ухватилась за самое ценное для мужчины — кошелек. Эльф взвыл раненой лошадью и ринулся в бой. Я фотографировала направо и налево. Дамы продолжали колотить воздух. А где же Эл? Обернулась — и увидела, как он надевает на шею Аллени переливающийся кулон.
— Взгляните, дамы, это ли ваш кумир? — громко вопросил эльф, напоминая народного героя на трибуне.
Девушки обернулись — и удивленно захлопали ресницами.