Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как твое воскресное интервью?
– Отлично прошло, хотя глаза так и норовили закрыться. И девочка попалась приятная, не наглая и не дура. Впрочем, тема не гламурная, а деловая, так что у нее не было шансов.
– Деловая?
– Да. Это насчет «Шика». Дело в том, что мой отец наконец-то собрался на покой – как он это называет.
– И что?
– Ну… он собирается в скором времени огласить, кому же перейдет «Шик».
– Но ведь он уже твой?
– Я исполняю обязанности генерального директора. Я акционер, соучредитель и прочее. На самом деле Реджи куда больше работает и куда больше достоин, но… никто не знает, что решит папа. Видишь ли, для него «Шик» является любимым детищем и чем-то вроде талисмана, так что он будет колебаться до последнего.
– Как все сложно… Ты мечтаешь занять его место?
– Честно – нет.
– Как это?
– Лили, это сложно объяснить, но я… я никогда не смогу так неистово переживать за судьбу издательского дома «Шик». Для меня это всегда будет всего лишь семейным предприятием.
– Всего лишь… Хотела бы я, чтобы мой несостоявшийся цветочный бизнес однажды стал семейным предприятием, которым я дорожила бы с такой же силой.
– Несостоявшийся? То есть с Шеймасом ты не говорила?
– Не говорила, но сейчас нам лучше присоединиться к Сэнди, потому что она уже залезла на стул и подпрыгивает, привлекая наше внимание.
– Она очень… импульсивна. Но симпатична.
– Я ее очень люблю. Сэнди, слезь со стула, не травмируй официанта. Мы задержались на каких-то пару секунд.
– За пару секунд может произойти конец света. И зародиться новая галактика. Потом, что это за привычка трепаться посреди проезжей части? Вы чуть не стали причиной ДТП!
– Неправда.
– Правда! Разумеется, не ты, а твой фраерок. Мистер Кармайкл, а как долго ты привыкал к всеобщему вниманию?
– А я до сих пор к нему не привык. Просто научился от него закрываться. Сэнди… а чем вы красите волосы?
– Достигается многочисленными опытами. Между прочим, сегодня я планировала получить лиловый оттенок медного, но получилось слегка повеселее. Вам не нравится?
– Класс! Я просто думаю, что вам к всеобщему вниманию тоже не привыкать.
Маленькая нахалка перегнулась через стол и несколько мгновений пристально смотрела Брюсу в глаза, а потом ответила неожиданно тихим и спокойным голосом:
– Вы не совсем правы, мистер Кармайкл. Маска клоуна есть защитная окраска, и служит она для того, чтобы максимально резко и быстро вызвать у окружающих шок, после которого они понимают, что перед ними всего лишь клоун, а стало быть – фантом. С этого момента вы становитесь невидимкой. Можно хоть банк грабить – никто из свидетелей не назовет клоуна, потому что клоун – не человек.
Брюс ошалело смотрел на Сэнди. Лили спрятала улыбку. Мало кто знал, что Сэнди О’Хара успела защитить несколько дипломов. Сравнительная психология, смеховая культура и традиции шутовства, история средневекового искусства… Брюс неожиданно заинтересованно спросил:
– Тогда чем же отличается МОЯ защитная окраска?
– Только одним. В отличие от клоуна, вы чертовски боитесь выглядеть смешно. Потому в мире гламура идиотизм возведен в степень нормы. Люди на полном серьезе создают свою, маленькую и изолированную реальность и изо всех сил ей соответствуют.
– Позвольте, но в чем идиотизм…
– Я назову вам набор отдельных фактов. Резать собственное тело. Глотать глистов, чтобы похудеть. Обсуждать с мужем, какая клизма лучше очищает кишечник. Заниматься с утра фитнесом, чтобы вечером накидаться кокаином. Напиваться в хлам на тысячу баков за вечер, чтобы потом пожертвовать миллион на борьбу с алкоголизмом. Разбомбить суверенное государство, чтобы насадить там демократию. Достаточно? Или еще примеры?
– Да, но разве это свойственно только…
– Только, только. У других на такое просто нет денег. Только не принимайте на свой счет, хотя… Если вам действительно не нравится ваш мир, почему вы просто не поменяете его?
– Вы считаете, это так просто?
– Я не хочу спать на гвоздях – и не сплю на них. Ненавижу есть молочные пенки – и не ем. Не хочу трахаться с бомжами – и не трахаюсь. Подставьте на нужные позиции «перина из пуха страуса», «фуа-гра» и «звезды шоу-бизнеса», получите абсолютно нормальную программу действий. Ничего сверхъестественного.
Брюс расхохотался.
– Сэнди, вы потрясающая. Сейчас мне и в самом деле кажется, что все просто. Хотя остается еще управление капиталами…
– Пфа! Если вы жадина, наймите управляющего. Если бессребренник – отдайте в благотворительные фонды. Я знаю, что такое проблема нехватки денег, но уж куда их девать… извините. Кстати, а я не очень нарушаю ваш тет-а-тет?
– Вы его украшаете, Сэнди. Лили, а о чем ты задумалась?
Лили Смит посмотрела на Брюса прозрачным взглядом безмятежных серых глаз и просто ответила:
– О сексе.
Хорошо, что он не успел глотнуть кофе, а то подавился бы.
– Извини… о чем?!
– Я думала, не пришел ли ты потому, что захотел заняться со мной любовью.
– Мм… нет. Пришел я не поэтому. Если честно, я вообще не знаю, зачем я пришел. Просто думал о тебе, случайно оказался в этом районе…
Сэнди преувеличенно аккуратно сгребла чашку, булочки, сигареты и пепельницу и гусиным шагом отправилась на открытую веранду. Брюс с улыбкой посмотрел ей вслед.
– Она великолепна. Умна. Тактична. И потрясающе… органична во всем этом кошмаре. Джонни Депп ее оценил бы.
– Так что там о случайностях? Ты случайно оказался в этом районе, думал обо мне…
– Если уж до конца честно, то я приехал сюда совершенно сознательно и исключительно потому, что ты здесь живешь.
– И секс здесь ни при чем?
– Не могу пока ничего сказать. Когда сформулирую – извещу.
– Брюс?
– Да, Синдерелла?
– Я не уверена, что поступаю правильно. Я почти уверена, что поступаю неправильно. И почти наверняка буду об этом жалеть. Но все-таки скажу, потому что если не скажу, буду жалеть еще больше. Я не готова сказать «Конец». Я могу рискнуть. Если ты захочешь. И не хочу никаких обещаний и заверений. Единственное, о чем я прошу, – будь добр со мной. И честен.
Он смотрел в серые лучистые глаза маленькой девочки из Кентукки, девочки, так свободно и доверчиво отдающей ему себя самое, девочки, в тысячу раз более живой, чем все молодящиеся и спортивные звезды шоу-бизнеса. Он смотрел в серые глаза своей Золушки и думал только о том, что уже два дня не целовал эти губы…