поцарапанный и искусанный, он вырвался из цепких лапок белки и юркнул под спасительную валёжину. Белка не смогла пролезть за ним и металась по валёжине, торжествующе фыркая, разгорячённая дракой.

– Так и надо тебе, бродяга, не будешь воровать, – заключил Анатолий.

Сергей, утирая слёзы и давясь от смеха, проговорил:

– Ко-комедия!..

2.

Пламя жаркого костра горячими языками тянулось к холодным далёким звёздам, косматые тени бродили по лицам сидящих около него людей. Плотная непроницаемая темень вплотную подступала к костру, молчала тайга, засыпая. Доносились лишь унылые стоны лесной курочки: «Нужно спать, нужно спать…» Но не спалось ребятам: Сергей продолжал свой рассказ…

– …Я стоял около кинотеатра и рассматривал фотовитрину. От очереди у кассы отделилась девушка и прошла совсем рядом, мимоходом заглянув мне в лицо. Была она в чёрном пальто и в голубенькой, такой симпатичной шапочке. Я тоже взглянул на неё краем глаза – черты её лица показались мне знакомыми. Какое-то время в голове теснились обрывки воспоминаний чего-то далёкого, полузабытого. Я невольно напряг память, силясь связать это впечатление с неясными образами, проявляющимися в мозгу.

«Валя!» – мелькнуло, наконец, неожиданное.

И, действительно, это была она. Да, я не узнал её сразу, и удивляться нечему: с тех пор, как мы расстались, прошло пять лет, мы тогда были совсем юными – вот как ты сейчас. У меня не было её фотокарточки, а за это время мы здорово изменились оба…

Она стояла в отдалении и внимательно, как-то пытливо смотрела на меня. Её тонкие губы дрогнули в едва заметной улыбке удивления и даже радости, как мне показалось. Я не ожидал, что наша встреча будет такой, между прочим, я даже боялся и не хотел этой встречи – ведь я не сдержал своего слова. Пришлось призвать на помощь всю свою волю. Я сделал равнодушное лицо и снова уставился в фотовитрину, не видя, что в ней изображено.

Несколько раз она прошла около меня, и я ловил обращённый ко мне её пытливый, недоверчивый и одновременно разочарованный взгляд. Но я так и не раскрылся.

Позже я пожалел об этом. А всё это моя никчёмная гордость во всём виновата она. Эта встреча вызвала кучу воспоминаний о давно и безвозвратно прошедших днях, лёгкая грусть и сожаление больно сжали моё сердце…

Как сейчас помню: тихая лунная ночь, в посёлке давно уже спят все, и лишь мы с ней вдвоём идём по широкой улице, взявшись за руки. Стройные тополя кидают нам под ноги длинные неверные тени, а в бледно-фиолетовом небе плавает задумчивая луна в туманном ореоле. В эту ночь мы прощались с Валентиной и, как обычно бывает в таких случаях, говорили друг другу ничего не значащие слова. Мы тогда даже не подозревали, что расстаёмся на долгие годы, а, может быть, так никогда больше нам и не придётся встретиться. Не думали мы, что жизнь так бесцеремонно разрушит наши мечты, разобьёт наше первое, такое красивое и, пожалуй, неповторимое чувство, которое называется – первая любовь.

…Я не поступил в институт, в котором желал учиться. Не буду говорить, как я переживал это событие. Одно скажу: тогда я совсем растерялся. Не знал я, куда податься, за что взяться. Ведь в школе нас пичкали лишь отвлечёнными науками, говорили, что жизнь прекрасна, что для нас, молодёжи, все двери открыты. Нам не прививали любви к труду, не понимали наши педагоги, что человеку в жизни, кроме знания алгебры и литературы, нужно уметь ещё строгать, пилить, водить и ремонтировать машины. Вот и выходило, что мы, покидая школу с аттестатом зрелости, совершенно не были подготовлены к жизни. И не один я, нас было таких сотни тысяч, и каждый по-разному пережил этот период. У меня же первое знакомство с жизнью началось неудачно.

Моя трагедия в том, что я, отправляясь в долгое путешествие по жизни, не взял с собой главного – воли. Не имея твёрдого характера, я связался с «весёлыми» ребятами, увлёкся пьянкой. И результат налицо – меня уволили с первого места работы с нелестной характеристикой. После этого, правда, я сразу хватился и начал срочно перестраиваться…

Так бывает другой раз в походе: идёт человек, а жара страшная. Пот льёт с него градом, во рту пересохло, а вокруг ни капли воды. И вот на пути, казалось бы, спасительный источник. Человек с жадностью припадает к нему воспалёнными губами. В эту минуту он забывает обо всём, совершенно не думает о последствиях. Лишь одно желание – скорее утолить жажду. А после, когда отказываются идти ноги, и человек падает на землю обессиленный, он горько раскаивается в содеянном. И, действительно, пересиль себя, послушайся мудрого совета товарища, и было бы всё в порядке…

Валентине я написал в письме всё честно и сказал, что постараюсь воспитать в себе настоящего человека, найду своё место в жизни, осуществлю свою мечту. Я писал, что бросаюсь в этот безбрежный океан и пока ещё не знаю, к какому берегу прибьёт меня. Я поклялся не писать ей, пока не вынырну на поверхность, т. е. пока не добьюсь исполнения своей мечты, о которой она знает. А если ничего не выйдет, пусть она не думает обо мне, ведь такой я, как есть сейчас, никому, даже себе, не нужен…

Вот так, дружище, все мы в юности горячие, часто делаем необдуманные поступки, а потом приходится раскаиваться…

Вскоре меня взяли в армию, там уж мне дали настоящую закалку. Но ещё не исполнилась моя мечта: я хотел поступить в институт, чтобы стать геологом. После армии я остался на Камчатке, чтобы подготовить материальную базу для этой цели. Но непредвиденные обстоятельства снова спутали мои планы…

Да, о Валентине… Нужно отдать ей должное: она на протяжении всех этих лет сохранила верность первому незабываемому чувству. Через моих родителей она постоянно находила моё местопребывание, где бы я ни находился, и преследовала меня своими письмами. Но я из упрямства, стремления сдержать своё слово не отвечал ей. Только изредка, по праздникам уведомлял её открытками о своём существовании.

Кстати, она два года проработала на стройке, а потом поступила в педагогический институт. Сейчас уже на четвёртом курсе.

…Так вот, о Камчатке. Случилось там следующее…

* * *

Костёр уже почти догорел. Сквозь седой налёт пепла тускло мерцали остывающие угли, как бы бросая последний безнадёжный упрёк далёким недоступным звёздам. Темнота плотнее обступила беседующих, мрачная, непроницаемая. Лишь на фоне тёмно-фиолетового неба с узорными кружевами созвездий выделялись чёрные и бесформенные вершины великанов кедров.

Сергей бросил в догоревший костёр лист бересты и приготовленного заранее сушняка. Береста