— Ну и ладно, — прошептала она так тихо, что сама едва расслышала. — Я не расскажу об этом ни единой душе, никогда не буду жечь живых людей и стану пользоваться огнем понемножку, по чуть-чуть зараз. Я клянусь в этом, Лейфер, я клянусь.

Энна надеялась, что благодаря этим предосторожностям не кончит свои дни, сгорев на поле сражения, да и вообще она будет сражаться не так, как Лейфер. Вспоминая тирианский шатер под снегопадом, Энна решила, что тайные нападения послужат делу так же хорошо, как и грандиозное огненное представление. Она станет мышкой, которая способна повалить дуб, потихоньку подгрызая его.

Женщина, спавшая рядом с ней, громко всхрапнула. Энна улыбнулась, представив, что это Хезел.

Весь день она провела в тревоге, ожидая вечера. Изи была чем-то занята с Джериком, Рейзо и Финн тренировались в своих сотнях, а домашние дела нагоняли на Энну скуку, ведь ее ждало нечто важное. Не зная, куда девать время, она принялась размышлять о том, что ей делать с пергаментом. Прятать его под кроватью было небезопасно. Но закопать его она не могла: земля замерзла, и, кроме того, Лейфер ведь нашел его под елью. Возможно, давным-давно кто-то вроде Энны зарыл его там, чтобы спрятать, а значит кто-нибудь вроде Лейфера может снова его найти.

Поэтому Энна забралась в уголок в мастерской дубильщика, распорола подол юбки и зашила в нее пергамент. Она прочитала его столько раз, что каждая фраза впечаталась в память, но что, если он снова ей понадобится? Она боялась уничтожать его и боялась потерять, по крайней мере до того, как закончится война и исполнится ее часть предсказания.

На закате Энна села в седло и поскакала к ближайшему захваченному врагом городу — Айболду.

Темно-серая кобыла Мерри была подобна призраку на фоне ночного пейзажа. Легкий снегопад, не прекращавшийся с самого утра, смягчил леденящий воздух. Зима казалась мягкой, сонной.

— Я ненадолго, — пообещала Энна кобыле, привязывая ее к дереву.

Ей хотелось найти общий язык с этой кобылой, говорить с ней, как Изи говорила со своей лошадью. Если бы она могла попросить Мерри вести себя тихо, то, наверное, оставила бы ее где-нибудь поближе. Это ведь немалая выгода — иметь под рукой животное, впитывать его тепло для выполнения своей задачи.

Энна с сожалением погладила кобылу по бархатной морде и оставила ее в темноте.

В последнем донесении разведчиков говорилось, что лагерь тирианцев раскинулся от опушки леса на северо-востоке до захваченного Айболда. Для Энны, подбиравшейся к врагу, лес обеспечивал неплохое прикрытие и нечто вроде защитной зоны, и она держалась в его тени, двигаясь от дерева к дереву. Небольшие снежные сугробы мягко поскрипывали под ногами. Энна радовалась тому, что ночь выдалась не очень холодной и снег не покрылся настом, иначе бы его громкий хруст выдал ее присутствие.

Она ощущала все живое вокруг себя. Она чувствовала его тепло: тепло деревьев, тепло зверей, спящих в норах под землей. Даже корни замерзшей травы были живы, и они испускали тоненькие струйки тепла. Энна чувствовала все гораздо сильнее, чем поначалу, и знала, что в любой момент может собрать это тепло в себя. Мысль о том, что она наконец может выпустить огонь на свободу, возбуждала.

Энна почувствовала тепло лагеря задолго до того, как увидела его. Деревья и растения испускали так мало тепла по сравнению с ним, их сонная, уравновешенная жизнь, медленный рост были едва заметны. Но животные, и в особенности люди, выбрасывали целые фонтаны тепла, от их тел истекали волны и потоки, как будто они готовы были вспыхнуть. И этот живой огонь представлял собой могучий, ровный источник. В такой близи от людей и костров вся опушка леса словно пульсировала теплом.

Энна прислонилась к ели и сконцентрировалась на окружающих ее потоках, готовясь впитать их в себя. Однако у нее ничего не вышло. Закрыв глаза, она собралась и сделала новую попытку. Но ее собственное тяжелое дыхание казалось таким громким, что она не могла сосредоточиться на тепле, касавшемся ее кожи. Энна опустила голову, поняв, что все ее возбуждение угасло, а желудок ноет и неприятно сжимается. Она слишком долго сопротивлялась. Той ночью во время снежной бури и в момент военного предсказания она действовала инстинктивно, чтобы спастись самой и спасти Финна. А теперь ей нужно было сознательно сделать выбор и впустить в себя жар, и это казалось таким же невозможным, как посмотреть вниз с края утеса и заставить себя шагнуть вперед.

Где-то поблизости хрустнула ветка.

Энна прижалась к дереву и замерла. Это могли быть солдаты, шедшие в ее сторону, или же ветка сама треснула от мороза. Девушка напрягла слух, уткнувшись лицом в ворот плаща, чтобы спрятать пар дыхания. Вокруг было тихо.

Сердце подпрыгнуло у нее в груди, напоминая, зачем она забралась так далеко и что должна сделать. Где-то поблизости слышался гул ветра, треплющего шатер. Несколько мгновений Энна наблюдала за шатром, пытаясь понять, есть ли в нем кто-нибудь. Но никто не входил и не выходил, и внутри не горел фонарь. Похоже, это была безопасная цель. На этот раз Энна сдержала дыхание и закрыла глаза. Тепло плыло совсем рядом, оно манило… Пора отбросить все страхи!

Энна глубоко вздохнула и заговорила с теплом, прильнувшим к ее коже, пригласила его впитаться в нее. Глаза девушки открылись, ее голос от нестерпимого жара сорвался в приглушенный крик. Уставившись в пространство перед собой, туда, где стоял шатер, Энна ощутила облегчение и услышала, как огонь ударился в ткань. В лагере раздались крики.

И тут рядом свистнуло что-то очень похожее на стрелу. Энна упала на четвереньки и поползла прочь, потом в ужасе вскочила и бросилась бежать со всех ног.

— Все хорошо, все хорошо, — твердила она, прыгая в седло и пуская Мерри в галоп.

Они выбрались из айболдского леса, и никто их не преследовал.

Обратная дорога до Остекина заняла остаток ночи до самого рассвета. Это была странная и долгая поездка, когда нечего было бояться и нечего ждать, потому что тепло осталось позади. Все вокруг застыло. Копыта лошади стучали по заледеневшей земле, от ее дыхания в воздух поднимался серебристый туман, сам воздух вокруг словно отвердел от холода в темноте, и Энне казалось, что его можно разбить палкой.

Она и сама чувствовала себя заледеневшей. Огонь, созданный ею, мгновенно покинул ее, унеся тепло, которое она только что научилась ощущать. Еще более странной была пустота в груди, и некоторое время Энна не чувствовала ничего сильнее, чем эта болезненная пустота, скрывавшаяся так глубоко, что до нее было не дотянуться. Но ее не покидало и воспоминание о том, как стремительно впитывалось в нее тепло, как оно разгоралось и вырывалось на свободу, превратившись в огонь… Это было изумительно. Нестерпимо прекрасно. Чудесно.

До Остекина Энна добралась к рассвету, тусклому и облачному. Одним из стражей, стоявших у восточных ворот, оказался на этот раз Рейзо.

— Энна-девочка, куда это ты ездила?

— На разведку, — ответила она.

Двое других стражников переглянулись. Рейзо удивленно вскинул голову: