Сила его ненависти была такова, что шотландец просто зашелся от гнева. У этого типа была всклоченная борода, а одет он был в рваный килт и кольчугу, свисавшую спереди до колен, но сзади доходившую лишь до пояса, что дало ему возможность повернуться и показать англичанам голую задницу. Вообще-то враг надеялся, что они посчитают это оскорблением, но в ответ раздался лишь взрыв хохота.

— Рано или поздно им придется на нас напасть, — спокойно сказал лорд Аутуэйт. — В противном случае они будут вынуждены вернуться домой ни с чем, а я не могу представить себе такой поворот событий. Ну не стали бы шотландцы собирать этакую армию, не будь у них надежды хорошенько поживиться…

— Они разграбили Хексэм, — мрачно заметил приор.

— И не разжились ничем, кроме всякой дребедени, — отмахнулся его светлость. — Настоящие сокровища Хексэма давным-давно спрятаны в надежном месте. Правда, я слышал, будто город Калайл откупился, чтобы его оставили в покое, но достаточно ли этих денег, чтобы обогатить восемь, а то и девять тысяч человек?

Он покачал головой и, обращаясь к Томасу, добавил:

— Их солдаты, они ведь не то что наши, денег не получают. У короля Шотландии просто нет наличности, чтобы платить наемникам. Эта армия собралась в расчете на добычу. Шотландцы надеются захватить сегодня знатных пленников, за которых получат хороший выкуп, ну а потом, конечно, разграбить богатые города — Дарем и Йорк. Так что как ни крути, но или они уберутся домой, как пришли, без гроша, или рано или поздно перестанут прятаться за щитами и пойдут в атаку.

Шотландцы, однако, упорно не двигались с места, англичан же для наступления было слишком мало, хотя армия архиепископа беспрерывно увеличивалась за счет присоединявшихся к ней окрестных жителей. Другое дело, что это по преимуществу был сельский люд, не имевший доспехов и вооружившийся тем, что подвернулось под руку, — топорами, вилами да мотыгами.

Уже близился полдень, солнце сгоняло с земли прохладу, так что Томас в своих кольчуге и кожаном подкольчужнике изрядно вспотел. Двое служек приора — миряне, служившие при обители, — пригнали одноконную повозку, наполненную бочонками легкого пива, мешками с хлебом, ящиками с яблоками и кругами сыра, а дюжина послушников и молодых монахов принялись разносить снедь по рядам. Многих воинов обеих армий уже сморил сон, и даже шотландские барабанщики перестали молотить в свои барабаны и положили их на траву. Дюжина воронов описывала круги над головой, и Томас, подумав, что их присутствие предвещает смерть, сотворил крестное знамение, а когда зловещие черные птицы улетели на север, почувствовал облегчение.

Группа пришедших из города стрелков рассовывала стрелы по жестким колчанам: верный знак того, что эти люди не были настоящими лучниками. В бою от такого колчана толку мало: он норовит перевернуться, когда человек бежит, стрелы из него рассыпаются, не говоря уж о том, что больше двух десятков стрел туда не впихнуть. Бывалые лучники вроде Томаса предпочитали большой полотняный мешок, натянутый на раму из ивовых прутьев, в котором стрелы стояли прямо, их оперение не сминалось рамой, а стальные наконечники высовывались через горловину мешка, которая завязывалась тесемкой. Томас тщательно отобрал себе стрелы, забраковав те, у которых были неровные древки и покоробившиеся перья. В отличие от Франции, где многие рыцари носили дорогие прочные пластинчатые латы, англичане использовали длинный, узкий и тяжелый наконечник, именуемый «шило» и обладавший огромной пробивной силой. Однако в сражении с врагами, лишь немногие из которых могли похвастаться надежным защитным вооружением, лучники предпочитали зазубренные охотничьи стрелы: их невозможно было выдернуть из раны. Впрочем, и такая стрела могла пробить кольчугу с расстояния в двести шагов.

Перекусив, Томас маленько вздремнул и проснулся лишь после того, как на него чуть было не наступила лошадь лорда Аутуэйта. Его светлость вместе с другими английскими командирами призвали к архиепископу, в связи с чем он велел подать коня и в сопровождении оруженосца отправился к центру позиции. Тем временем один из капелланов носил вдоль линии серебряное распятие. На нем, как раз под ногами Христа, болтался кожаный мешочек, и капеллан утверждал, что там находились мощи святого мученика Освальда.

— Поцелуйте мешочек, и Господь сохранит вас, — обещал священник, и лучники с ратниками ринулись к святыне.

Протолкнуться достаточно близко, чтобы поцеловать мешочек, Томас так и не смог, хотя ему удалось дотянуться и дотронуться до реликвии. У многих воинов имелись собственные амулеты или ленточки, повязанные на счастье женами или дочерьми, когда они покидали дома и усадьбы, чтобы сразиться с захватчиками. Теперь все потянулись к своим талисманам: шотландцы, уловив, что наконец назревают какие-то события, поднялись на ноги. Вновь зазвучал один из их здоровенных барабанов.

Томас посмотрел вправо, но увидел лишь вершины башен-близнецов собора и знамя, реявшее на стене замка. Элеонора и отец Хобб должны были уже находиться в городе, и Томас, почувствовав укол сожаления из-за того, что простился с возлюбленной в таком гневе, крепко обхватил свой лук, как будто прикосновение к дереву могло уберечь ее от беды. Он утешал себя тем, что Элеонора в городе в безопасности и сегодня вечером, когда битва будет выиграна, они помирятся. А потом и поженятся. Не то чтобы Томасу, пусть он и был уверен в том, что любит Элеонору, так уж хотелось под венец. По правде говоря, ему казалось, что он слишком молод для роли мужа и отца, не говоря уж о том, что Элеонора наверняка станет уговаривать его забросить тисовый лук и зажить мирной жизнью. А уж этого Томас не хотел вовсе. Хуктон мечтал совсем о другом. Стать командиром лучников, таким человеком, как Уилл Скит. Он хотел иметь собственный отряд лучников, который мог бы наниматься на службу к могущественным и щедрым государям. Слава богу, в нанимателях нехватки не было. По слухам, некоторые государства Италии готовы были разориться на целые состояния, лишь бы заполучить английских лучников, и Томас был не прочь разжиться толикой этих богатств. Однако он считал себя обязанным заботиться об Элеоноре и не хотел, чтобы их ребенок появился на свет незаконнорожденным. В мире и без того хватает бастардов.

Собравшиеся вместе английские лорды, а их было около дюжины, совещались, то и дело поглядывая в сторону врага, и Томас, стоявший достаточно близко, видел на их лицах явную озабоченность. Тревожились ли они оттого, что врагов было слишком много? Или их беспокоило, что шотландцы отказывались начинать бой и могли исчезнуть в тумане следующего утра, уйдя на север?

К нему подошел брат Михаил и пристроил свои старые косточки на бочонке из-под селедки, который служил сиденьем для лорда Аутуэйта.

— Наверняка командиры вышлют вперед лучников. Я на их месте поступил бы так же. Послал бы лучников, чтобы расшевелить этих ублюдков и вынудить к нападению. Их нужно или заставить драться, или прогнать, но шотландцев просто так не прогонишь. Они храбрецы, эти сукины дети!

— Храбрецы? Тогда почему они нас не атакуют?

— Потому что они храбрецы, а не глупцы. Они видят это… — брат Михаил коснулся черного лука Томаса, — и им хорошо известно, на что способны английские лучники. Ты слышал о Халидонском холме?