– Ой! – хваталась за сердце Софа. – При чем здесь свежесть мяса к цветению Фиры?! Сема вызови «скорую»! Пусть вколят этой нервной успокоительное, причем слоновью дозу! Иначе будет швах!

Часа через два меню утверждали и на следующий день за столом мирно обсуждали последний соседский развод или наступление капитализма на нашу социалистическую державу.

Я была фаворитом «банды». Бездетные Сарочка и Марина были счастливы заполучить меня в пятилетнем возрасте с проживанием на постоянной основе и рьяно взялись «научить жизни во всех ее проявлениях». Бабуля обрадовалась не меньше такому дружескому участию в воспитательном процессе: «Таки так даже веселее!»

Я была допущена до всех разговоров между подругами, участвовала во всех секретных и не очень операциях.

Одной из таких полусекретных операций было проведение празднования юбилея в театре музкомедии Бабулиной подруги Сарочки Циммерман, а проще Сары-Какаду.

Напомню, что Сару и Бабулю связывали не только дружески-соседские, но и рабочие отношения. Обе работали в театре музкомедии. Сара заведовала костюмерным цехом, Бабуля руководила парадом билетерш. Иногда за наливочкой они обсуждали нелегкую долю своего руководящего положения, но, чтоб отказаться от должности, не могло быть и речи. Сара-Какаду получила свое прозвище за любовь ко всему яркому, разноцветному и блестящему. Особенно она впадала в ступор от шикарных боа и шляп. Когда костюмы списывались за ненадобностью, Сара тут же забирала их домой, реанимировала и выходила «сделать базар», как истинная леди начала XIX века. Шляпы и боа не очень соответствовали погодным условиям одесского побережья, особенно в летний сезон. Саре было наплевать и на сорок градусов жары, и на полное господство американских джинсов с батниками в цветочек. Она считала свой стиль непобедимым любыми модными тенденциями и несла его с гордо поднятой головой в шляпе с перьями и искусственными брошами.

По такому знаменательному случаю Бабуля была вызвана в дирекцию. Главный режиссер театра корректно проинструктировал ее и поручил следить за пошивом костюма, на который в честь юбилея Саре была выдана определенная сумма. Будучи женщиной не только цветущей, но и ответственной, Бабуля взяла под контроль пошив юбилейного наряда. Предварительно договорившись с лучшей модисткой Одессы мадам Штерн, мы вчетвером отправились в магазин за отрезом. Выбрав кримплен цвета мокрого асфальта и по дороге на первую примерку обсудив силуэт будущего шедевра, мы всей честной компанией прибыли к мадам. С Сарочки было взято твердое обещание с ней не спорить, беспрекословно выполнять только телодвижения, необходимые для снятия мерок, и молчать «в тряпочку». Говорить должна была Бабуля, Марина – одобрять то, что она сказала, я же – следить за Сарочкой и при первом же отходе от плана операции докладывать Бабуле. Таким образом прошли три примерки костюма юбилярши. Оставалась заключительная, на которую было необходимо принести пуговицы, дождаться их пришивания, забрать шедевр и расплатиться. Не помню, но по каким-то важным обстоятельствам мы не смогли присутствовать, и Сарочка пошла к мадам одна. Бабуля с Мариной не волновались, ведь пуговицы были куплены заранее, а мадам проинструктирована.

И вот наступил торжественный вечер. Бабуля носилась по театру, как Терешкова по орбите, проверяя, все ли готово, доставлен ли торт, не забыли ли грамоты от обкома и горкома, на месте ли пионЭры, поющие приветственную песню. В общем, за всей этой суетой Бабуля не проконтролировала облачение виновницы торжества в костюм, столь ею выстраданный. Когда же ведущий вечера вызвал на сцену юбиляршу и она появилась из-за противоположной кулисы, Бабуля впала в ступор. На Саре-Какаду был надет сшитый мадам Штерн костюм, но вместо выбранных и утвержденных цензурой пуговиц были пришиты абсолютно другие – размером с куриное яйцо и золотой надписью по кругу: «ДИСКОКЛУБ»!!! И вместо пяти утвержденных их было десять! Не в силах совладать с собою, Сарочка ночью несколько изменила свое парадно-выходное платье. «Ну, я ей устрою не юбилей, а вырванные годы! – промычала Бабуля, потом почесала затылок, в сердцах сказала: – А-а-а, нехай!» – и захлопала в ладоши. В зале после минутной паузы раздались аплодисменты и крики «браво!». Стало понятно, что Сарочку не переделает ни комитет по культуре, ни дирекция театра, ни профком, ни даже Бабуля. Сарочка осталась верна себе и в 60 лет с пуговицами «Дискоклуб» чувствовала себя абсолютно счастливой. Ведь кроме криков «браво!», грамот, цветов и хрустальной вазы она имела такое огромное счастье в виде Бабули, Марины, ну и меня в придачу.

Я никогда и никуда не опаздываю. Просто не умею. Это качество вбила в мою голову Бабуля с самого детства. «Нервы! Берегите нервы! Не делайте мне нервы!» – говорила Бабуля на протяжении своей жизни. Если мы выезжали на поезде в Челябинск к родителям, то приезжали за три часа на вокзал. Находили укромный уголок на перроне, пересчитывали «места» с провизией и чемоданы, потом Бабуля выдыхала, ставила меня «каменем» смотреть за вещами и шла покупать эскимо на палочке.

Когда я повзрослела и ходила на свидание, то приходила на место встречи тоже раньше, минут на тридцать. Пряталась за киоском «Союзпечать» и выходила из укрытия ровно через пять минут после договоренного времени. Бабуля учила, что опоздание на свидание приемлемо, но только на пять минут. Видимо, она боялась того, что жених может передумать и сбежать.

И теперь в свои пятьдесят два я приезжаю в аэропорт за три часа. Страх за «сработало еврейское счастье» не покидает меня никогда, поэтому я приезжаю заранее, покупаю капучино с собой и гуляю по дьюти-фри со спокойным сердцем и нервами.

Несколько месяцев назад я вылетала в Ригу. Подхожу к паспортному контролю, и мои солнцезащитные очки начинают запотевать от нежности и предвкушения увиденного и услышанного. Мои уши, как локаторы, глаза орла. Предо мной группа товарищей с любимым профилем, взглядом родного народа, ходившего по пустыне сорок лет, с огромным количеством внуков, племянников, их сумок и пакетиков, зонтов под мышкой и газет на почитать «за эту политику». Грассирующая буква «р» и громкоговоритель вместо рта у главы семейства еще больше убедили меня в правильном представлении о рядом стоящих гражданах.

Складывалось такое впечатление, что ангел-еврей быстро метнулся на Брайтон-Бич в центре Нью-Йорка, вырезал эту группу сограждан автогеном около магазина «Интернешнл» вместе с асфальтом и решил поностальгировать вместе со мной, вспомнив детство. Эта такая приятная сердцу суматоха, эти диалоги и монологи с последующим возмущением: «И зачем я все это говорю, если всем насрать с высокой колокольни?»

Это долгожданное: «Тихо, ша! Стань сюдой и замри скульптурой, пока дядя пограничник не решит, что нам пора и больше сюда уже не надо!»