Он закрыл крышку и запер, затем поднял сундук и направился наружу. Было слышно, как в темноте неподалёку его воины сворачивают лагерь.

— Т’морол.

— Вождь.

— Мы направляемся к Леоману Кистеню. Оставшиеся кланы будут охранять Ша’ик, хотя я уверен, что ей ничего не грозит, они могут понадобиться ей утром.

Тёмные глаза Т’морола смотрели на Матока в упор, без тени эмоции или удивления.

— Мы уезжаем с этой битвы, вождь?

— Чтобы сохранить священную книгу, старый друг. На рассвете мы остановимся… на самом краю.

— И прикинем, куда дует ветер.

— Да, Т’морол, куда дует ветер.

Бородатый воин кивнул:

— Лошадей седлают. Я ускорю приготовления.

Геборик слушал тишину. Только его кости ощущали покалывание и вибрацию колдовской сети, охватившей весь оазис и руины города, пульсацию натянутой паутины, взлёты и падения, когда разрозненные силы начали продвижение через неё и затем с варварским неуважением разорвали сеть.

Он заворочался на койке, охая от уколов боли в наскоро залеченных ранах, и, дрожа, поднялся на ноги. В жаровнях затухали угли. Он шёл к двери через плотную завесу тьмы, неохотно расступавшуюся перед ним. Геборик оскалил зубы. Когтистые руки подёргивались.

Мёртвый город заполонили призраки. Даже боги, казалось, спустились, чтобы узреть то, что случится ныне. Узреть или воспользоваться моментом и вмешаться напрямую. Тут повести, там потащить, лишь бы потешить своё эго… лишь бы посмотреть, что получится. Он презирал эти игры, вызвавшие его жесточайшее неприятие много лет назад. Ставшее причиной для его преступления — если это было преступление.

И за это они лишили меня рук.

Пока другой бог не вернул их.

Он понял, что безразличен к Трейку. Вынужденный Дестриант нового бога войны, несмотря на все дары. Его желания не изменились. Отатараловый остров и нефритовый исполин — вот что меня ждёт. Возвращение силы. Даже проговаривая эти слова в уме, он знал, что в них таится обман. Известная ему тайна, которую он не хотел бы облекать в слова. Не сейчас, не раньше, чем окажется в пустоши, стоя в тени зеленоватой колонны.

Но сначала передо мной стоит безотлагательная задача — выбраться из этого лагеря живым.

Геборик ещё на миг замешкался у двери, пытаясь всеми чувствами проникнуть во тьму впереди. Путь был чист, по крайней мере, на двадцать шагов, и он устремился вперёд.

В последний раз покатав жёлудь в пальцах, убийца сунул его в кармашек сумки и осторожно выполз из расселины.

— Ох, Худовы ручонки…

Песня отдалённым громом прокатывалась по его костям, и ему это было не по нутру. Что ещё хуже, в оазисе впереди просыпались какие-то силы, которые даже он, далёкий от чародейства, ощущал пламенем в собственной крови.

Калам Мехар ещё раз проверил свои длинные ножи, затем спрятал их в ножны. Было огромное искушение оставить в руках оружие из отатарала, чтобы отбить любую магию по дороге. Но это ведь работает в обе стороны, верно?

Он разглядывал дорогу впереди. Свет звёзд казался непривычно тусклым. Убийца изо всех сил постарался припомнить всё, что видел за день из своего укрытия. Цилиндрические стволы пальм, проросшие из неровных глиняных откосов и обломков камней. Остатки коралей, загоны и пастушьи хибары. Канавы в песчаной земле, засыпанные старыми листьями и кожурой. Никаких новых очертаний впереди.

Калам двинулся вперёд.

Он мог разглядеть угловатые очертания приземистых строений впереди, холщовые стены на глинобитном основании, плетни и ротанговые ограды. Значит, там кто-то живёт.

Вдали, справа от Калама, возвышалась серая полоса странного каменного леса. Убийца собирался проложить свой путь сквозь него, но было в этом месте что-то необъяснимо неприветливое, отчего Калам заподозрил, будто лес не так пуст, как кажется.

Приближаясь к чему-то похожему на утоптанную дорогу между хижинами, он уловил тень движения слева направо в проходе. Калам пригнулся и застыл. Последовала вторая фигура, затем третья, четвёртая и пятая.

Пятерня. Итак, кто в этом лагере мог бы организовать убийц в пятерню? Он помедлил ещё с полдюжину ударов сердца, затем продолжил движение. Приблизившись к тому месту, откуда пришли убийцы, скользнул следом. Все пятеро двигались в семи шагах друг от друга, на два шага больше, чем шли бы Когти. Это и подозревал Котильон? В этом он хотел, чтобы я убедился?

Это Персты.

Семь или пять, Каламу было всё равно.

Он подошел к замыкающему достаточно близко, чтобы рассмотреть его. Тот нёс на себе зачарованные предметы, отчего силуэт казался размытым и смутным. Убийца в тёмно-сером облегающем одеянии, мокасинах и перчатках прятал лицо под капюшоном. В руках сверкали чернёные кинжалы.

Значит, не патрулируют, а охотятся.

Калам приблизился на пять шагов, затем метнулся вперёд.

Правой рукой зажал рот, схватив за челюсть, левая же одновременно опустилась на голову и потянула в противоположную сторону. Жёсткий рывок сломал шею Перста.

На кожаную перчатку Калама внезапно обрушились рвотные массы, но он, не ослабляя хватку, опустил тело на землю. Уложив покойника, он высвободил руку, отёр насухо о серую рубаху и продолжил путь.

Спустя двести ударов сердца их осталось всего двое. Персты, петляя, двигались к кварталу, где стояли прежде великие храмы. Они остановились на краю широкой площади, несомненно, поджидая своих товарищей.

Калам приблизился к ним, как шел бы третий в ряду. Ни один не обратил на него внимания, их взгляды притягивало здание на другой стороне площади. В последний момент Калам вытянул оба ножа и вонзил их в спины убийц.

С протяжными вздохами оба мужчины опустились на пыльные камни. Глава пятерни Перстов получил смертельный удар, но Калам медленно провернул лезвие в сторону, и теперь присел над умирающим мужчиной.

— Если твои хозяева слушают, — прошептал он, — а им стоило бы, — привет от Когтей. Увидимся…

Он вытащил оба ножа, очистил лезвия и спрятал в ножны.

Цель охоты, как он полагал, находилась в том самом здании, к которому было приковано их внимание. Прекрасно — у Калама в этом проклятом лагере друзей нет.

Он двинулся по краю площади.

В начале следующего переулка он обнаружил три тела, все — юные девушки. Кровь и колотые раны указывали, что они отчаянно сопротивлялись. Вдаль, в сторону храма, уходили два кровавых следа.

Калам шёл по ним, пока не убедился, что след уходит в выломанную дверь полуразваленного здания, — затем остановился.

Из широкого проёма доносилась горьковатая вонь колдовства. Это проклятое место заново освятили.