Сам Дитерихс, совершенно разбитый, сильно состарившийся и поседевший за несколько дней, уходил с армией. Власть во Владивостоке он передал "трехдневному правительству" во главе с местным областником Сазоновым. Оно уже не играло никакой роли. Фактически все руководство сосредоточилось в руках командующего Сибирской флотилией адмирала Старка, штаб которого стал в ближайшие дни центром управления городом. Кроме военных кораблей, у Старка оставались отряды морских стрелков, Русско-Сербский добровольческий отряд и милиция, силами которых поддерживался порядок во Владивостоке. Началась подготовка к эвакуации. Ее планы разрабатывались еще до наступления большевиков в двух вариантах. Согласно первому, флотилия шла в Посьет, забирала армию и направлялась на Сахалин или в Петропавловск-Камчатский. Это давало бы возможность, соединившись с отрядами, отправленными на север ранее, создать новый очаг Белого Движения в России. Второй план предусматривал уход флотилии в один из портов северного Китая, где она могла бы прокормиться, работая на Чжан Цзолиня.

Во Владивостоке вплоть до 15.10 царило спокойствие. Даже сведения о боях и отходе не особенно смущали горожан — они уже привыкли к постоянным попыткам партизанских наступлений и к тому, что армия иногда была вынуждена оставлять те или иные рубежи, но в результате всегда останавливала продвижение противника. И даже когда город узнал о полном поражении Земской Рати, уезжать на рейсовых пароходах, все еще курсирующих между Владивостоком и иностранными портами, стали лишь самые осторожные — в конце концов, в городе, кроме эскадры Старка, оставались еще японцы, уход которых многими ставился под сомнение. Однако обстановка быстро накалялась. 17.10 красные заняли Никольск-Уссурийский. Партизаны, пущенные ими, по обыкновению, впереди, учинили там погром. В самом Владивостоке подпольщики распространяли листовки, угрожая «буржуям» резней и напоминая о судьбе Николаевска-на-Амуре. Начиналась паника. Люди, желающие уехать, раскупали билеты в конторах иностранных пароходных компаний, сразу взвинтивших цены. Толпы горожан бросились в иностранные консульства, желая получить визу, что из-за наплыва просителей становилось все труднее. Вскоре визы перестали выдавать даже китайцы, всегда делавшие это беспрепятственно. А к 19.10 консульства и вовсе закрылись, перебравшись на военные корабли своих держав, находившиеся в порту.

В этот день красные заняли станцию Угловая в 20 км от Владивостока. Дальше, на ст. Океанская, японцы выставили свои заслоны, не желая пускать в город большевиков до завершения собственной эвакуации. Когда же обнаглевшие советские авангарды полезли напролом, японцы приняли бой и отбросили их на 6 км назад. Уборевич, в планы которого конфликт с иностранцами не входил, приказал остановить наступление и начал переговоры с японским командованием. А во Владивосток отступили следовавшие перед красными несколько тысяч казаков ген. Глебова — уссурийцы, амурцы, забайкальцы. Вопреки приказу Дитерихса, они пошли сюда, а не на Посьет, ссылаясь на разлившуюся реку Суйфун и опасность переправы через нее из-за близости советских войск. Хотя имелась и другая причина — многие казаки уходили с семьями, с женами и детьми. До Посьета нужно было тащиться 200 км по осенней грязи, до Владивостока — 50 км по относительно хорошей дороге, а дальше казаки надеялись добраться морем. Глебов стал договариваться с японцами, чтобы зафрахтовать у них несколько транспортов для перевозки казаков в Посьет.

Среди горожан паника достигла предела. Опасались, что красные вот-вот сомнут японский заслон или обойдут его. Когда какие-то 8 бандитов ограбили французское консульство, покатились слухи о просочившихся партизанах. Больше боялись не регулярных красных частей, а именно партизан с грабежами и резней. Чтобы не произошло восстания в городе, адм. Старк приказал своим кораблям перевезти пленных красноармейцев на другой берег залива Петра Великого, откуда пешком они не скоро добрались бы до Владивостока. Договорились с консульским корпусом о передаче раненых под международную защиту — иностранцы согласились, но потребовали их перевода из городских госпиталей на Русский остров, где их безопасность могла контролироваться иностранными кораблями. Параллельно с этими перевозками флотилия спешно готовилась к походу. Распределяли по судам пассажиров, не сумевших сесть на рейсовые пароходы. Их число ограничивалось тем, что маршрут эскадры до сих пор был неизвестен, поэтому с ней уезжали те, кому было все равно куда ехать, лишь бы подальше от красных. Общая паника немного улеглась, но имелись опасения, что японцы сговорятся с большевиками за счет русских кораблей и не выпустят их, поэтому флотские торопились выйти в море.

Опасения оказались напрасными. Японцы на переговорах с Уборевичем обязались покинуть Владивосток не позднее 25.10, но потребовали, чтобы до этого срока красные оставались на прежних позициях, а кроме того, чтобы они не утруждали себя уже ненужной, но опасной для населения маскировкой, и занимали город сразу красноармейцами, а не партизанскими отрядами. Уборевича такие условия вполне устраивали, и японцы передали Старку крайний срок эвакуации. Когда пошли слухи, что резни не будет, число желающих покинуть Россию сразу уменьшилось. Рассуждали — если нет прямой опасности для жизни, то зачем все бросать и кидаться в неизвестность, да еще в общем хаосе? В случае чего, уехать можно будет и в более спокойной обстановке — Владивосток всегда был «международным» городом, и трудно было представить, что отсюда вдруг вообще нельзя будет уехать. Люди успокоились, только попрятались по домам, поскольку патрули с милицией оттянулись к порту и в городе стала пошаливать уголовщина.

24.10 завершилась посадка на японские и русские корабли казаков Глебова. Они, а следом и основное ядро флотилии — несколько крейсеров, миноносцев, канонерок и других судов с беженцами на борту — взяли курс на Посьет. Даже покинув Владивосток, ни пассажиры, ни команды, ни капитаны еще не знали, куда придется идти дальше, в Китай или на Камчатку. 25.10 погрузились на корабли последние эшелоны японцев. Во Владивосток вступила Красная армия… Ну а белогвардейцам и беженцам предстояло еще искать себе пристанища. В отличие от Юга России, где о них хотя бы первое время заботились союзники и благотворительные организации, здесь такого не было. Существовала, правда, полоса КВЖД, до революции принадлежавшая России и со значительной долей русского населения, но до нее еще требовалось добраться. Когда эскадра из Владивостока пришла в Посьет, там находилась походная канцелярия Дитерихса, а каппелевцы уже проследовали дальше, к границе. На совещании между Дитерихсом и Старком камчатский вариант был окончательно отвергнут. Разбитые и измученные войска были не готовы к продолжению активных действий, плавание на север поздней осенью было уже опасно, да и с продовольствием там было трудно. Армии грозил бы голод, а на снабжение иностранцами рассчитывать не приходилось.

В Посьете казаки, ехавшие на кораблях Сибирской флотилии, узнав, что она пойдет на юг, выгружаться отказались. К ним присоединились и те, кто уже сошел на берег, добравшись сюда японскими транспортами. Из Посъета в зону КВЖД предстоял бы тяжелый пеший поход, и казаки стали требовать, чтобы флотилия довезла их до одного из корейских портов, откуда они могли проехать по железной дороге. Старк согласился, хотя предупредил о недостатке на кораблях пресной воды и продовольствия. Казаки стали снова загружаться на суда — теперь уже русские. Впоследствии им пришлось горько пожалеть о принятом решении. И каппелевцы, и штаб Дитерихса ушли в Китай. Чжан Цзолинь своего обещания поддержать армию не выполнил. Части разоружили и расформировали. Постепенно они рассеялись по дальневосточному зарубежью.