Они двинулись сквозь заросли. Обнажив меч, Юнга разрубал стебли и расчищал дорогу. Через сотню ярдов тропу преградила скала.

У ее подножия сидел тот, кто сделал из мертвеца дорожный знак. Череп упал и откатился вбок, внутри него свили гнездо ящерицы. Обрывки одежды лохмотьями повисли на ребрах. Позвоночник опирался на скалу, кости ног рассыпались по земле, а между ними краснел в траве ржавый остов железного предмета.

— Нож, — сказал Юнга.

— Кортик, — уточнил Шкипер.

— Он убил себя.

— Когда окончил дело.

Судья отклонил пару веток, чтобы солнце хорошо осветило скалу. Бороздки, процарапанные в камне, складывались в рисунок. Кривые, искаженные очертания были все же узнаваемы: карта Полариса. Тусклые бороздки изображали материк, Дымную Даль, реку Холливел, Кристальные горы. Человек не тратил на них слишком много сил, фокус его внимания лежал за краем континента.

Правее залива Мейсона, двумя футами восточнее Руайльда, темнел пятном остров. Последний из моряков вырезал его со всем старанием, буквально выгрыз в скале. А рядом, еще восточней, изображался череп и надпись: «Стоп! Воды смерти!» Четырнадцать букв — огромная масса труда. Именно в них и состоял главный смысл послания.

— Он предупреждает о всяких чудовищах! — Юнга озвучил то, что остальным уже было ясно.

София сказала:

— Теперь понимаю, отчего вы не дали нам раньше зайти сюда: не хотели отпугнуть. Мы шли на охоту как раз в воды смерти, не так ли?

— Смотрите внимательней, миледи, — торжественно и строго ответила Мирей.

Судья заметил первым, потом — герцогиня.

Этот остров был не одинок. Другой, помеченный таким же черепом, темнел восточней Тысячи Осколков. Третий — в самом низу, на фут южнее Лаэма. Четвертый — уже на западе, левее Фольты. Черепа возле каждого острова говорили яснее слов: от материка до черепа ходить можно, дальше — смерть.

— Вокруг всего Полариса водятся чудовища? Это он хотел сказать?..

— Да, миледи. Такие острова зовутся Метками. Всего их шесть, но этот бедняга знал только четыре. Их и нарисовал как предостережение.

— Вокруг всего Полариса… — повторила София.

— Заметьте: не вплотную к нему. Есть полоса покоя, на западе она узка, потому фольтийцы часто выходят за нее. А на востоке и юге — добрых пятьсот миль безопасных вод. Большинство поларийских моряков никогда их не покидают, потому не верят сказкам о гуркенах и килехватах. Наш континент, миледи, — это островок порядка, со всех сторон окруженный хаосом.

София знала, как смешно и глупо звучат эти слова. Персонаж, произносящий их, всегда оказывается неправ. Однако она выронила:

— Не может быть…

Судья повертел в руке чимбук, не решаясь тревожить музыкой сон мертвеца. И сказал:

— Знаю загадку, весьма подходящую к случаю. Одна девочка жила с родителями в большом красивом доме. На верхнем этаже была комната без окон, вечно запертая на замок. Ключ имелся только у родителей, а девочке запрещалось открывать эту дверь. Однажды родители уехали, а девочка взяла шпильку, долго ковырялась в замке и сумела отпереть. Открыв дверь, она испытала глубокое потрясение. Вопрос: что увидела девочка?

Тогда слезы выступили на глазах леди Мирей Нэн-Клер.

— Благодарю вас, судья. Даже не представляете, насколько вы правы.

Август 1756 г. от Сошествия Праматерей

Уэймар

— Моя молодость и молодость моего отца, и деда проходила совсем иначе, чем ваша. Знаю, что всякий родитель говорит детям такие слова, но наш случай — поистине особенный. Вы должны крепко уяснить разницу. Мой отец родился на корабле. Его отец — ваш прадед — со всею семьей бежал из Холливела, когда тамошний граф решил, что имеет право просто отнять деньги у купцов ради содержания войска. Мой отец — ваш дед — своим умом и упорством нажил огромное состояние и сумел стать самым богатым человеком в Шейланде. Несмотря на это первородные брезговали иметь с ним дело. Ему приходилось за большие деньги нанимать дворян, чтобы те говорили от его имени, — лишь так он мог быть услышан. Графы Шейланд трижды пытались арестовать его состояние, и с помощью хитростей, взяток, шантажа отцу приходилось отстаивать то, что принадлежало ему по праву. Позже он скупил столько графских долговых векселей, что Великий Дом Шейланд по сути стал принадлежать ему. Графам пришлось отдать мне в жены свою дочь и назвать меня наследником — но даже тогда они не сели с нами за один стол. Все бароны и рыцари Шейланда принесли вассальную клятву моему отцу — вашему деду. Однако, чтобы они начали исполнять ее, отцу пришлось заплатить бешеные деньги половине из них и до смерти запугать вторую половину. Он нанимал нортвудский полк, годами держал здесь, в Уэймаре, две тысячи прожорливых медведей — лишь затем, чтобы его собственные вассалы приняли его всерьез. Я хорошо помню те времена. Вас тогда не было на свете. Вы — первые в нашем роду, кому титул достался от рождения. Никто не оспорит ваше дворянское звание и ваше право стоять во главе земли Шейланд. Но вы сильно ошибаетесь, если думаете, что уже вступили в высшее общество. Вы только стоите на пороге, и чтобы вас пустили дальше, ваши башмаки должны быть чисты.

Граф Винсент Шейланд сделал паузу и разровнял щипцами пепел в холодном камине. Оба его сына стояли навытяжку, заложив руки за спину. Виттор не шевелился, Мартин то и дело подергивал плечами, будто продрог.

— Вы восприняли мои слова?

— Да, отец, — за двоих ответил Виттор.

— И ясно поняли их?

— Да, отец.

— Мартин, я хочу услышать твой голос.

— Угу, я все понимаю, да.

— Тогда ответь с учетом этого понимания. Зачем ты убил кошку?

Мартин уставился в камин, избегая отцовского взгляда.

— Ну, я хотел только отрезать хвост… Но когда отрезал, она стала так визжать… Святые боги, кто б мог подумать, что кошка может так громко! Пришлось тогда ее того…

— А зачем ты отрезал ей хвост?

— Отец, во всем виновата эта дура Селина!

— Молодая баронесса Селина Доркастер?

— Ну, да, младшая Доркастер. Она дуреха! И не уважает меня. Я с ней говорил, а она не на меня смотрела, а на чертову кошку. Отвечала только «бе» да «ме», ни одного длинного слова. Я ей говорю: «Что это вам кошка интересней, чем я?» Она говорит: «У кошки есть хвост, а у вас — нет». Тогда я взял кинжал и… Нужно было показать этой дуре!

— Стало быть, ты прирезал кошку без ясной на то причины, еще и напугал дочь моего крупнейшего вассала?

— Отец, причина была! Селина смеялась надо мной!

— Подойди.

Мартин приблизился с крайней неохотой. Его ступни будто даже не оторвались от пола, а проволочились по доскам, как утюги.