не могу, это убийство осчастливило бы меня. Ее надо убить, Генри!

- Нет, - ответил он упрямо. - Только не ее. Я уже говорил, нам неважно, станет ли кто-то счастливее. Надо было убрать тебя.

- Но за что? За что?

- От тебя много шума.

Я посмотрел на него, пытаясь грозно свести брови, но ничего не получилось.

- Мы вынуждены защищаться, - объяснил он терпеливо. - Я тот, кого ты, возможно, назовешь телепатом, хотя это не совсем верно. Я не вижу картин, не слышу слов. Один только шум. Да, думаю, слово "шум" подходит. Ты знаешь, что есть определенные существа - неважно, люди это или нет, - которые не умеют злиться. Они получают удовольствие от того, что оскорбляют и унижают других, и когда занимаются этим, издают вот такой... шум. Мы его не переносим. А ты особенный. Тебя слышно за тысячи миль. Когда мы уничтожаем одного из вас, конечно, кому-то делается лучше. Тому, кого ты унижал.

- Прости меня, Генри, - прошептал я. - Я перестану. Честно, перестану.

- Не сумеешь, - сказал Генри, - пока ты жив - не перестанешь. Э-э-х, черт бы тебя побрал, ты даже умираешь с удовольствием! - Он сжал руками голову и стал качаться взад-вперед, продолжая улыбаться.

- А ты все время улыбаешься, - прошипел я. - Ты и убиваешь с удовольствием.

- Это не улыбка, - сказал Генри, - а убиваю я для того, чтобы прекратить этот шум. Как тебе это объяснить? Одни люди не переносят, когда кто-то царапает ногтем по стеклу, другие не могут слышать, как лопата скребет тротуар, большинство не выносит скрипа рашпиля по металлу.

- Это меня совсем не беспокоит, - сказал я.

- Смотри сюда, черт возьми! - Схватив булавку, он вонзил ее себе под ноготь. Улыбка его стала еще шире. - Вот это боль, понимаешь? Боль. А то, что делаешь ты, - невыносимая боль! Я не могу терпеть шум, который ты производишь! У меня раскалывается голова и ноют зубы!

Я вспомнил все те случаи, когда он улыбался в моем присутствии. Выходит, каждый раз для него это был визг стекла, скрип двери, скрежет рашпиля и иголка под ногтем...

Я выдавил смешок.

- Тебя поймают. Яд легко обнаружить.

- Дикумарин? Черта с два. Его не будет в стаканах, если ты на это намекаешь. Я отравил тебя несколько часов назад, еще у Молсона. В том бокале, который я не взял, а ты выпил.

- Я позову Лорри и расскажу ей.

- Расскажи мне, - предложил он, склонившись надо мной и сияя огромной улыбкой, впрочем, это была совсем не улыбка.

Язык у меня распух, онемел, и слова застревали в горле.

- Не надо, - выдавил я, - не убивай меня, Генри. Снова он сжал руками голову.

- Разозлись! - вскрикнул он. - Если ты сможешь разозлиться, ты прекратишь этот шум. Ах вы змеи, ах вы чудища... все, кто так любит ненависть. Ты помнишь женщину в кафе? Она производила такой же шум, пока я ее не разозлил. Теперь, когда ты умер, ей станет лучше.

Я хотел сказать, что я еще не умер, но язык не слушался меня.

- Это я заберу, - сказал Генри и сгреб со стола все папки. - Все в порядке: ты все равно умер бы от пьянства, а сейчас выглядишь не хуже, чем всегда. Только на сей раз ты не проспишься. Вот если бы тебе удалось разозлиться...

Я наблюдал, как он отпирает дверь, как уходит, слышал, как он прощается с Лореттой. Хлопнула входная дверь.

Лоретта вошла в комнату, остановилась и вздохнула.

- О, Боже, сегодня ты особенно напакостил, правда? - сказала она оживленно.

Клянусь, я старался: я хотел наорать на нее, завизжать, но не смог. Сознание мутилось.

Нагнувшись, Лоретта забросила мою руку себе на шею.

- Помоги мне хоть чуть-чуть, - сказала она. - О-о-п ля! - Натренированным движением, задействовав свои сильные плечи и бедро, она поставила меня на ноги.

- Знаешь: мне понравился этот Генри, - щебетала она. - Он так улыбнулся, прощаясь: мне показалось, что все будет в порядке.

Окажись все мужчины братьями, ты бы выдал сестру за одного из них?

Солнце стало сверхновой в тридцать третьем году П. И. "П. И." означает "после Исхода". А Исход начался лет через сто пятьдесят от Р.Х., что значит "рождение Хода". Отбросив технические тонкости, можно сказать, что Ход - это туннель в пространственно-временном континууме. Его создает устройство, по сложности несколько уступающее женщине, но значительно превосходящее секс. Оно делает так, что космический корабль исчезает здесь и мгновенно появляется там, где надо, преодолевая тем самым ограничения, налагаемые скоростью света. Я мог бы долго рассказывать о Ходовой астрогации, дотошно описывать способы ориентации здесь и там, где надо, философствовать о трудностях в общении миров, лежащих за много тысяч световых лет друг от друга. Но это уже совсем другая научно-фантастическая история.

Полезнее упомянуть, что Солнце стало сверхновой не в одночасье, что первые пятьдесят лет от Р.Х. были потрачены на совершенствование Хода и поиски (посредством беспилотных звездолетов) планет, пригодных для жизни, а оставшиеся сто ушли на подготовку человечества к переселению. В то время появилось, разумеется, множество идеологов, каждый предлагал свой план построения Идеального Общества и воевал с конкурентами не на жизнь, а на смерть. Впрочем, с помощью Хода было найдено столько пригодных для колонизации миров, что их хватило на сторонников всех идеологий. Стоило подать заявление в соответствующее ведомство, и вам выделяли целую планету. Я мог бы проанализировать различные идеологические течения и прийти к поразительным выводам... Но это уже другая научно-фантастическая история. Совсем другая.

Короче говоря, произошло вот что: за тридцать лет с гаком с Земли к сотням миров направились тысячи космических кораблей, имевших на борту почти все население планеты (кроме, конечно, горстки старожилов, решивших умереть па родной земле, что им благополучно удалось). Колонисты выказали себя людьми упорными, и вскоре новые миры были освоены - где с большим, а где и с меньшим успехом.

Но кое-что земляне все-таки упустили из виду - но причинам столь