Брат Томас презрительно скривился:

– Тоже мне наука! Тут всего-то и нужно, что охапка дров, столб, лучина для растопки да проклятый еретик. Так чего же еще тебе не хватает?

– Отец Рубер настаивал, чтобы мы использовали маленькие вязанки прутьев и чтобы устанавливали их стоймя. – Священник проиллюстрировал это требование, сложив свои пальцы вместе, как стебельки спаржи. – Связки прутьев, написал он мне, и все концами вверх, ни в коем случае не плашмя. На этом он особенно настаивает.

Брат Томас понимающе усмехнулся:

– Это чтобы огонь горел ярко, но не слишком жарко, да? Она будет умирать медленно.

– Так угодно Богу, – сказал отец Медоуз.

– Медленно и в ужасных мучениях, – повторил монах, смакуя эти слова. – Воистину, Богу угодно, чтобы так умирали еретики.

– Я так и устроил, как было велено, – слабо добавил отец Медоуз.

– Хорошо. По заслугам этой девчонке. – Монах подчистил блюдо ломтиком темного хлеба. – Я с удовольствием посмотрю, как она умирает, а потом продолжу путь. – Он перекрестился. – Благодарю тебя за трапезу.

Отец Медоуз жестом указал на место у очага, где он положил несколько одеял:

– Спать можешь здесь.

– Хорошо, святой отец, – сказал доминиканец, – но сперва я помолюсь святому Сардосу. Правда, я о нем не слыхал. Можешь ты рассказать мне, кто он такой?

– Козий пастух, – ответил отец Медоуз, который, по правде сказать, вовсе не был уверен в том, что этот Сардос существовал в действительности. Местные жители, однако, горой стояли за своего святого, они почитали его с незапамятных времен. – Некогда сей добрый пастырь увидел на холме, на том месте, где нынче стоит город, невинного агнца Божия. За агнцем охотился волк. Пастух спас его, а Господь в награду осыпал его золотым дождем.

– Как и подобает, – отозвался брат Томас и встал. – Ты пойдешь со мной помолиться святому Сардосу?

Отец Медоуз подавил зевок.

– Я бы охотно… – замямлил он.

– Я не настаиваю, – великодушно разрешил монах. – Ты не запрешь дверь на засов?

– Моя дверь всегда открыта, – ответил священник и облегченно вздохнул, когда неприятный гость, наклонясь под притолокой, шагнул за порог и исчез в темноте.

– Монах, а молодец хоть куда! – с улыбкой заметила, высунувшись из кухни, домоправительница отца Медоуза. – Он заночует у нас?

– Да, заночует.

– Тогда я лучше лягу спать на кухне, – промолвила служанка. – А не то тебе первому не поздоровится, если доминиканец застанет тебя в постели в обнимку со мной. Чего доброго, еще отправит нас с тобой на костер заодно с еретичкой.

Она рассмеялась и стала убирать со стола.

Монах между тем отправился вовсе не в церковь. Пройдя несколько шагов до ближайшей таверны, он распахнул дверь. Посетители уставились на его хмурое лицо, и шум в помещении мгновенно стих. Воцарилась тишина. Клирик передернулся, как бы от отвращения при виде такого беспутства, затем отпрянул и закрыл за собой дверь. Тишина продлилась еще несколько мгновений, а потом все покатились со смеху. Кто-то высказал предположение, что молодой попик, должно быть, искал сговорчивую шлюху, другие решили, что он просто ошибся дверью, но, так или иначе, спустя миг-другой все выбросили его из головы.

Монах, прихрамывая, снова направился вверх по склону к церкви святого Сардоса, но, приблизившись к ней, не вошел в святилище бывшего козопаса, а затаился в темной тени контрфорса, прислушиваясь к немногим звукам ночного Кастийон-д’Арбизона. Из таверны доносились пение и смех, но молодого человека куда больше заинтересовали шаги часового, расхаживавшего по городской стене, которая как раз позади церкви соединялась с крепостной стеной замка. Шаги приблизились, замерли, а потом начали удаляться. Монах сосчитал до тысячи, а часовой так и не вернулся. Тогда он еще раз сосчитал до тысячи, уже на латыни, и, убедившись, что наверху по-прежнему все тихо, шагнул к деревянной лестнице, ведущей на стену. Ступеньки заскрипели под его весом, но никто его не окликнул. Оказавшись на стене, он пристроился возле высокой замковой башни. Луна была на ущербе, и в густой тени черное монашеское одеяние делало его невидимым. Он внимательно оглядел отрезок стены, повторяющей контур холма, до поворота к западным воротам, откуда виднелись красные отблески огня от горящей жаровни. Часовые не показывались на стене, и монах рассудил, что караульные, должно быть, греются у огня. Он поднял глаза, но не приметил никакого движения ни на зубчатой стене замка, ни в двух бойницах, тускло светившихся от зажженных внутри фонарей.

В битком набитой таверне клирик приметил трех человек в одеянии городских стражников; возможно, там были и другие, которых он не заметил. Решив, что доблестный гарнизон либо предается пьянству, либо просто дрыхнет, он приподнял полы черной рясы и развязал обмотанную вокруг пояса бечевку. Свитая из конопляной пеньки и пропитанная клеем, как тетива грозного английского боевого лука, бечевка эта была достаточно длинной, чтобы, привязанная к одному из верхних зубцов, она достала до земли. Сделав это, монах чуть-чуть задержался, внимательно глядя вниз. Город и замок были построены на крутом утесе, вокруг которого река делала петлю, и он слышал, как журчит вода, переливаясь через запруду. Ему был виден отблеск лунного света на поверхности пруда, но ничего больше. Повеяло холодным ветром, и он, отступив в глубокую тень, опустил капюшон на лицо.

Снова показался караульный, но, дойдя лишь до половины стены, постоял, выглянул за парапет и неспешно пошел обратно к воротам. Спустя мгновение раздался тихий прерывистый, как птичья трель, посвист, и монах, подойдя к бечевке, втянул ее обратно на стену. Теперь к ней была привязана крепкая веревка, которую он обмотал вокруг зубца.

– Можно! – сообщил он кому-то внизу приглушенным голосом по-английски и вздрогнул, когда о стену зашаркали сапоги того, кто полез по ней наверх.

Взобравшись, тот крикнул, переваливаясь через парапет, громко лязгнул ножнами, но подъем был закончен, и он, пригнувшись, опустился на корточки рядом с монахом.

– Вот, – сказал он, вручая доминиканцу английский боевой лук и холщовый мешок со стрелами.

А на стену уже карабкался следующий, с луком за спиной и мешком стрел у пояса. Он был куда проворнее первого и забрался на стену, не наделав шума. Затем к этим двоим присоединился третий.

– Ну и каково оно было? – спросил монаха первый.

– Страшновато.

– Они не заподозрили тебя?

– Сунули под нос латинскую книгу и велели прочесть, чтобы убедиться, что я настоящий клирик.

– Ну и дураки, а? – Эти слова прозвучали с заметным шотландским акцентом. – Что дальше?

– За́мок.

– Господи помоги!

– До сих пор Он помогал. Как ты, Сэм?

– В горле пересохло, – послышался ответ.