мистера Станича. А ещё приготовьтесь много писать. Нужны будут лично вами написанные показания. Вы готовы?

– Коньяк… Мне нужно.

– Верю, – кивнул посол. – Где здесь бутылки, вы знаете. И давайте уже приступим!

Против этого я даже не думал возражать. Что же касается Джуды Бенджамина, так его никто особо и не спрашивал. Пришлось только подождать, пока он сперва зальёт в себя первую порцию благородного напитка, а затем ещё и бутылку рядом с креслом на столик поставит. Чтобы далеко не ходить, когда вновь лекарство от паники потребуется. И началось.

Четыре с лишним часа пришлось прессовать объект, выдавливая из него нужную информацию каплю за каплей. И всё это в присутствии британского посла, который порой пытался то ограничить меня в выжимании сведений, то смещал акценты так, что не оставалось возможности получить кое-что из действительно важного. Оно и понятно, граф Литтон старался для своей страны, стремясь как можно меньше засветить тех приятелей и сообщников Бенджамина, которых Британия могла использовать против нас в дальнейшем.

Впрочем, даже получившийся результат меня вполне устраивал. Окончательное утопление Рейгана и Лонгстрита плюс уже их ближнего круга, полностью разделяющего высказанные теми идеи. Определённые тайны, обнародование которых могло бы сильно ударить по кое-кому из действующих конгрессменов и сенаторов. В общем, Джуда Бенджамин смог выкупить свой билет на выезд за пределы Конфедерации. Само собой, я не собирался намекать на то, что спустя некоторое – и не слишком продолжительное – время он станет для тайной полиции Конфедерации одной из целей, подлежащих непременной ликвидации. Будущая мишень должна быть спокойной, уверившейся в собственной безопасности. Тогда намного легче её… стереть. А уж тихо это произойдёт или показательно – зависит от многих факторов, мне покамест неизвестных.

Вот и всё. Показания бывшего министра написаны его собственной рукой, заверены мной и британским послом Робертом Бульвер-Литтоном. Именно то, что доктор прописал! Взамен же предателю Конфедерации была выдана полная индульгенция за подписью Борегара. И отсчёт времени пошёл. Разумеется, я не мог об этом не напомнить.

– Неделя, Джуда! Если твоя шакалья шкура окажется на земле Конфедерации после крайнего срока, я прикажу своим парням оттащить твоё уже мёртвое тело к чучельнику, после чего выставлю получившийся результат в холле Базы. Ты меня понял?

Понял… Потому как даже не побледнел, а посерел и, что-то булькнув, умёлся из бильярдной быстрее, чем я успел что-либо добавить к уже сказанному. Мне же осталось вежливо попрощаться с Бульвер-Литтоном, после чего покинуть посольство, унося с собой ценную добычу. Очень ценную, учитывая даваемые ею возможности.

Собственно, с этим согласились все, кто увидел показания Бенджамина. Я говорю даже не о Джонни с Вильямом, тут-то всё без вопросов. Зато Борегар, Тумбс и прочие также признали, что подобные откровения бывшего министра и нынешнего предателя настолько «жареные», что лишь малую часть из оных можно кинуть прессе на поживу. Большую же часть показывать лишь очень узкому кругу лиц. Одним по причине необходимости держать обновлённую верхушку Конфедерации в курсе. Другим – для поселения в их душах «страха иудейского». Ведь хорошенько напуганный наличием такого компромата противник начинает вести себя подобно мыши под метлой – то есть тихо-тихо. Как раз это нам и требовалось от особо вредных представителей оппозиции в ближайшее время. Ну, а если кто-то из них предпочтёт слинять следом за Джудой Бенджамином… Право слово, воздух в Конфедерации чище станет!

Интерлюдия

США, Нью-Йорк, сентябрь 1862 года

Город полыхал! Сначала в переносном, а потом в самом прямом смысле. А всего несколько дней назад никто и представить не мог, что всё обернется таким вот печальным образом. Хотя нет, кое-кто мог. Некто Стэнли О’Галлахан. Бывший ганфайтер, не чуравшийся откровенно уголовных дел, но сумевший пару лет назад ухватить фортуну за хвост, после чего вознёсся к таким вершинам, о которых раньше и мечтать не мог.

Он-то знал, почему город погрузился в огонь сначала стихийного бунта, а потом вполне осмысленного восстания. Равно как и те, кто был под его началом. А ещё те, кто послал его сюда, снабдив средствами, помощниками и консультантами, оружейными поставками и прочими, крайне полезными вещами и знаниями.

Началось всё чуть больше недели тому назад, когда в Нью-Йорк прибыли – почти одновременно – приказы из столицы, а заодно и люди, которые должны были проследить за их исполнением. Что за приказы? Тут всё просто. Линкольн принял целый ряд законов, направленных на то, чтобы восполнить большие потери в войсках, причём сделал это довольно специфическим образом.

Закон о призыве, под который мог попасть любой мужчина в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет, почти сразу после принятия был опубликован во всех мало-мальски значимых газетах США. Планировалось дать населению возможность сначала воспринять сию новость, а потом уже и принять её как должное. Вот только были в законе и некоторые, скажем так, нюансы. Главный из них – «коммутационный платёж». Что это за зверь такой загадочный? На самом деле непонятным было только название, но никак не суть. Каждый, кто не желал отправляться на войну, имел право в тот момент, когда его уведомят о призыве, заплатить отступные, а именно триста долларов. Не обесценившимися на время войны бумажками подобного номинала, а серебром или золотом. Хотя можно было и банкнотами… по нынешнему курсу.

Излишне говорить, что заплатить подобную сумму могли далеко не все. Понимали это и в Вашингтоне, решив одним выстрелом убить двух зайцев. Каким образом? Во-первых, заработать на тех потенциальных призывниках, для которых три сотни – не великие деньги. Во-вторых, сам Линкольн и его окружение были не настолько наивны, чтобы не понимать, к чему может привести призыв в армию тех, кто их поддерживал из числа не слишком богатых и совсем не богатых граждан. Именно поэтому сеть призыва должна была пройтись по тем, по кому уж точно не будут рыдать полезные для республиканской партии люди. Кто именно? Негры и недавно прибывшие мигранты.

Сначала началось массовое создание и обучение «свободных полков». Некоторые оптимисты надеялись, что их боевые качества окажутся пусть не хорошими, но хотя бы приемлемыми для того, чтобы затыкать дыры и гнать негритянские части вперёд, под пули конфедератов.

Просчитались. Не во всём, конечно, но во многом. Да, удалось создать немалое число «свободных полков» и даже найти тех, кто – по убеждённости или зажав нос, ради званий и денег – согласится ими командовать. Только в боях эти части показали себя самым отвратительным образом. Без стоящих сзади «рот поддержки» негры