— Все это воняет дерьмом.

— Знаю, что воняет! — заорал лейтенант. — Но что еще, черт подери, я могу сделать? Думаешь, меньше будет вони, если ты подашь жалобу в управление? У тебя не будет никакого шанса. Тебя выгонят с работы и вообще из полиции, да, вероятно, и меня вместе с тобой. Ты хороший полицейский, Энди, а таких осталось немного. Управлению ты нужен больше, чем оно тебе. Плюнь ты на это. Что скажешь?

Воцарилось долгое молчание, и лейтенант повернулся к окну.

— Ладно, — наконец сказал Энди. — Я сделаю так, как вы хотите, лейтенант.

Он вышел из кабинета без разрешения: ему не хотелось, чтобы лейтенант его благодарил.

— Еще полчаса, и мы окажемся в новом веке, — сказал Стив Кулозик, топая ногами по заледеневшей мостовой. — Я слышал вчера по телевизору какого-то шутника, пытавшегося объяснить, почему новое столетие начнется в следующем году. Но он, должно быть, идиот. Полночь, двухтысячный год, новый век. В этом что-то есть. Посмотри-ка.

Он показал на большой экран, установленный на старом Таймс Билдинге. По экрану бежали строки, написанные трехметровыми буквами:

ДЕСЯТКИ ПОГИБШИХ ИЗ-ЗА РЕЗКОГО ПОХОЛОДАНИЯ НА СРЕДНЕМ ЗАПАДЕ.

— Десятки, — проворчал Стив. — Могу поспорить, что они и не считают. Они знать не хотят, сколько людей умерло.

«СООБЩЕНИЯ О ГОЛОДЕ В РОССИИ НЕ СООТВЕТСТВУЮТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ», — заявил Галыгин в президентском обращении к народу утром нового столетия.

СВЕРХЗВУКОВОЙ САМОЛЕТ ВМФ США ПОТЕРПЕЛ АВАРИЮ В САН-ФРАНЦИССКОМ ЗАЛИВЕ.

Энди взглянул на экран, а потом на бурлящую толпу на Таймс-сквер. Он уже привык носить синюю форму, хотя по-прежнему ему было не по себе, когда рядом находился кто-то из отдела.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он Стива.

— То же, что и ты, — нахожусь в распоряжении вашего участка. Они по-прежнему требуют подкрепления, думают, что будут беспорядки.

— Они не правы. Чересчур холодно, да и людей не так уж много.

— Тревожатся не из-за этого, а из-за сумасбродных верующих. Они говорят, что наступает Судный день или черт знает что еще. Они группами собираются по всему городу. Они будут чертовски недовольны, если мир не подойдет в полночь к своему концу, так как, по их мнению, это должно произойти.

— А мы будем еще больше недовольны, если это случится!

Над головами бежали гигантские слова:

КОЛИН ОБЕЩАЕТ БЫСТРО ПОКОНЧИТЬ С ЗАДЕРЖКОЙ ПРИНЯТИЯ ДЕТСКОГО ЗАКОНА.

Толпа медленно колыхалась, люди вытягивали шеи, глядя на экран. Затрубили какие-то трубы, и в гомон толпы вплелись звон колокольчиков и жужжание трещоток. Все оживились, когда на экране появилось время:

23.38 — ВСЕГО 22 МИНУТЫ ДО НОВОГО ГОДА.

— Конец года и конец моей службы, — сказал Стив.

— Ты о чем? — спросил Энди.

— Я ухожу. Я обещал Грасси остаться до первого января и не болтать об этом до самого ухода. Я поступаю в войска штата. Буду охранником в одном из трудовых лагерей. Вновь Кулозик наестся… едва могу дождаться.

— Стив, ты меня разыгрываешь. Ты лет двенадцать служил в полиции. Ты дослужился до детектива второго класса…

— По-твоему, я похож. на детектива? — Он легонько постучал дубинкой по бело-синему шлему. — Смотри в лицо фактам. С этим городом все ясно. Здесь нужны дрессировщики, а не полицейские. У меня будет отличная работа, мы с женой станем хорошо питаться, и я уберусь из этого города навсегда. Я здесь родился и вырос, но скажу тебе, что не буду по нему скучать. В штате нужны опытные полицейские. Они бы взяли тебя моментально. Почему бы тебе не пойти со мной?

— Нет, — ответил Энди.

— Почему ты так быстро отвечаешь? Подумай. Что тебе еще даст этот город, кроме неприятностей? Ты раскрываешь крутое дело, достаешь убийцу, а в награду идешь патрулировать улицу.

— Замолчи, Стив, — без всякой злобы сказал Энди. — Я не знаю, почему я остаюсь, — но я остаюсь. Не думаю, что в штате будет так уж здорово. Я занимаюсь этим, зная, что это такое. Мне просто не хочется пока это бросать.

— Имеешь право, — пожал плечами Стив — это движение почти потерялось в глубинах его толстого пальто и многочисленных шарфах. — Увидимся.

Энди в знак прощания поднял свою дубинку, и его друг стал пробираться сквозь толпу и вскоре исчез из виду.

23. 59 — ОДНА МИНУТА ДО ПОЛУНОЧИ.

Когда слова пробежали по экрану, на их месте появился огромный циферблат, и толпа оживилась и заорала. Громче зазвучали трубы. Энди пробирался сквозь массы людей, заполнявших площадь и давивших на заколоченные окна и витрины. Экран озарял пустые лица и открытые рты мерцающим зеленым свечением, и люди были похожи на утопленников.

Секундная стрелка отсчитывала последние секунды последней минуты года. Конца века.

— Конец света! — завопил какой-то мужчина, перекрывая шум толпы. Изо рта у него брызнула слюна, чуть не попав в лицо Энди. — Конец света!

Энди вытянул руку и ткнул его концом дубинки; мужчина открыл рот и схватился за живот. Удар получился достаточно сильным, чтобы переключиться с конца света на собственные кишки. Те, кто видел, что произошло, стали показывать на мужчину пальцами и смеяться. Их смех тонул в окружающем реве. Затем эти люди вместе с тем мужчиной исчезли из виду, когда толпа колыхнулась вперед.

Торжественный звон церковных колоколов вырвался из репродукторов, установленных на зданиях, окружавших Таймс-сквер.

— С НОВЫМ ГОДОМ! С НОВЫМ ГОДОМ! — закричали тысячи людей. — С НОВЫМ ВЕКОМ!

Трубы, колокольчики и трещотки присоединились к крикам, создавая невнятный гвалт.

Секундная стрелка сделала полный круг, новому веку уже была одна минута, и часы пропали, а на их месте появилась огромная голова президента. Он произносил речь, но из-за непрекращающегося крика и шума толпы ни одного слова из репродукторов слышно не было. Губы президента шевелились, что-то говоря, поднимался в знак предостережения указательный палец.

Энди едва расслышал полицейский свисток на Сорок второй улице. Он стал пробираться на этот звук, распихивая людей плечами и дубинкой. Кого-то толкали в тесном кругу людей. Еще один полицейский, зажав свисток зубами, пробирался с другой стороны, размахивая во все стороны дубинкой. Энди взмахнул своей дубинкой, и толпа перед ним расступилась. На мостовой лежал высокий мужчина, закрыв голову руками.

Лицо президента исчезло с экрана, и снова появилась бегущая строка.

Мужчина на земле был страшно худ и одет в какое-то тряпье. Энди помог ему подняться, и сквозь него взглянули полупрозрачные голубые глаза.

— «И отрет Бог всякую слезу с очей их, — сказал Питер. — И смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло. И сказал сидящий на престоле: се, творю все новое».