По условиям развода Альфрид и Аннелизе обязались по очереди заниматься воспитанием сына, но на практике это оказалось трудно. Во время войны Альфрид постоянно выезжал в «покоренные страны» по своим делам, потом сидел в тюрьме, а затем снова часто бывал за границей. Отец и сын виделись редко. Сын чувствовал себя дома только на вилле на Тегернзее, у матери, там всегда было весело. Впрочем, со временем мать и сын все реже появлялись дома и все чаще – в Байрейте, на Лазурном Берегу или в Бразилии, где Арндт купил большое поместье с частным аэродромом, чтобы встречать гостей. В Эссене он бывал теперь только по случаю чествования крупповских юбиляров.

На праздновании стопятидесятилетия династии он позволил себе, томясь скукой, неудачную шутку, назвав отца и Бейца «Фау-1» и «Фау-2» (от немецкого «фатер» – отец). Эта шутка была очень болезненно воспринята за границей, где тысячи людей погибли от снарядов «Фау» – немецкого «оружия возмездия».

Впрочем, родные понимали, что у Арндта это вышло не со зла и потом – «он ведь все-таки Крупп». Эти слова характеризуют отношение к Арндту. Они превратились в общее место, отговорку, о которой вспоминали, когда поведение наследника фирмы казалось странным или неподобающим. Если Альфриду Круппу было суждено превзойти достижения своего знаменитого прадеда, то Арндт, названный в честь самого первого Круппа, одиннадцатый наследник, не поддержал славы этого имени. В истории семьи хватало эксцентричных личностей, но последний «будущий Крупп» начал проявлять доселе невиданную черту – полное пренебрежение к будущему своей фирмы. Альфрид, сам воспитанный в жесткой дисциплине, относился к сыну более или менее снисходительно. В марте 1959-го он взял сына с собой в Японию, и биографы семьи окрестили это «первой деловой поездкой» наследника. Вскоре Арндт поступил во Фрейбургский университет. Но его академическая карьера оказалась не такой блестящий, как можно было бы судить на основании брошюр, выпущенных в Эссене.

Безусловно, он был очень способным и уже владел шестью языками, однако ясно и то, что он трудился отнюдь не в полную силу. Раньше он не раз переходил из школы в школу, а теперь за четыре года успел побывать студентом четырех университетов. Родственники уклончиво объясняли, что Арндту приходится часто ездить по делам фирмы, а ведь не во всех университетах есть нужные ему бизнес-курсы повышенной сложности. Отец закрывал на это глаза, считая, что у сына есть все условия, чтобы справиться с учебой, поскольку он стал студентом уже в новой, мирной Германии. Альфрид надеялся, что служащие относятся к делам его сына с пониманием. И напрасно: внутри концерна об Арндте предпочитали не говорить и вспоминали о нем все реже. Сам же он вместе с матерью все больше времени проводил в Бразилии. На ярмарке в Ганновере в павильоне концерна посетителям говорили, что наследник «проходит там долгую практику по обычаям Круппов». По правде говоря, он томился от безделья в своем поместье южнее Рио. Его родные и близкие в Германии как будто вступили в заговор молчания, отделываясь фразами вроде: «Это приятный молодой человек, но о его будущем судить еще преждевременно». Харальд отметил, что его племянник «наделен даром понимания других», а на вопрос, чем Арндт интересуется, после долгой паузы ответил неожиданно: «Геральдикой».

Сам Арндт в интервью газетчикам в мае 1967 года заявил, что интересуется агрономией и хочет создать в Южной Америке образцовую ферму. Правда, он это сказал, защищаясь от журналистов, которые выставляли его просто плейбоем.

Интересно, что он постоянно твердил, что не стремится к известности, и при этом охотно раздавал интервью. Однажды он сказал: «Меня ни с того ни с сего выставили на всеобщее обозрение, как Жаклин Кеннеди или принцессу Сорейю. Но уверяю вас, я вовсе не стремлюсь оказаться в центре внимания, тем более что я не несчастная вдова и не свергнутая шахиня. И вообще отнюдь не злосчастный человек». Наверное, можно принять – как вполне резонное объяснение этого парадокса – эпитет, которым наградили его баварцы: «Самодовольный павлин». Он и правда был очень хорош собой и вдобавок любил появляться в обществе старлеток и настоящих звезд, таких, как Джина Лоллобриджида. Правда, ни одна из его дружеских связей не переросла в роман. Почти все европейцы, которых он брал с собой, отправляясь в Бразилию, были мужчинами.

Об одном его действительном увлечении стало известно от спутницы, сопровождавшей его во время парижских празднеств. Это была фотомодель Ева Гаснер, получившая право на эту поездку, победив в специальном конкурсе, где участвовали 100 девушек. Она рассказывала, что серьги, которые подарил ей Арндт, были его авторской работой. Он любил придумывать ювелирные украшения: его заказы выполняли французские мастера. Большая часть этих вещей составила коллекцию его матери. Что касается занятий сельским хозяйством, то гости его бразильской виллы, например баронесса фон Хольцшуер, не замечали там видимых результатов. Она вспоминала, что «замечательно провела время за роскошным ужином у этого милого Арндта. Там собралось самое приятное общество (следует перечисление титулов и уменьшительных имен), все было очень мило, но особенно хорошо мы провели время в бассейне». Альфред Крупп – Большой Крупп назвал бы все это «расточительством бездельников». Недаром он в 1873 году, уже двадцать пять лет будучи владельцем фирмы, заявил: «Целью работы является всеобщее благо. Тогда труд становится благословением».

* * *

Молодая баронесса фон Хольцшуер не упоминает ни о труде, ни о благе, ни, конечно, о благословениях. Если бы она это сделала, кое-кому это бы могло напомнить вечера, которые лет шестьдесят назад устраивал Фриц Крупп в гроте «Эрмитаж брата Феличе», в обществе своих любовников и ряженых итальянцев, изображавших францисканских монахов. Те оргии на Капри, как и приемы у Арндта, были делом приватным, и в неаполитанские газеты тогда не попал скандальный материал о развлечениях Фрица. («Все-таки он Крупп» – этот рефрен зазвучал именно тогда.) Однако декаданс начала века оказался лишь прообразом того, который наступил во время бурной середины столетия, когда эстетика стала более темной, а культ модной тоски и показного отчаяния принял во многих случаях крайние формы, и при всем этом значительно убыстрились ритмы жизни. Люди этой эпохи жили уже в условиях иной цивилизации, иных отношений, и те, кто часто бывал за границей, могли иметь «супругов» в разных странах. Конечно, везде существовали свои законы, но были люди, которые не интересовались правовыми нормами и нарушали законы сразу нескольких стран. Их фотографии появлялись чуть не одновременно в газетах и журналах типа «Штерн», «Пари матч», «Эпок» или «Лук», и в то же время их могла разыскивать полиция разных государств. Все это получило особенное распространение в высших слоях общества, а Арндт Крупп принадлежал именно, высшим слоям. Наследник миллиардного состояния, имевший дома в разных странах света и собственный аэродром, казалось, в состоянии отгородиться от назойливого, грозящего скандалом внимания журналистов. Однако недаром его сравнивали с павлином. 24 января 1968 года ему исполнилось тридцать лет. Журналисты следили за каждым его шагом, и лучше всего в это время было бы скрыться от глаз публики, но Арндт вместо этого устроил в честь собственного дня рождения пышнейшее празднество – ничего подобного еще не видели в послевоенной Германии.