Два пролета лестницы оказались таким тяжелым испытанием, что она едва проползла их на животе, дюйм за дюймом. Сундуки со всеми ее вещами, сложенные в холле, исчезли, и Эмбер поняла, что у нее осталось только то, что на ней надето. Опираясь на левую руку, она встала на ноги, чтобы взглянуть в зеркало в холле, и в ужасе отшатнулась при виде своего отражения. Ее лицо от лба до подбородка почернело от ударов. Оторвавшись от столика, она упала на правое плечо. Боль от удара едва не заставила ее снова потерять сознание, но она выдержала. Болезненные ощущения не утихали, но Эмбер поняла, что плечо встало на место.

Кладовая оказалась пустой. Слуги тщательно все убрали, прежде чем уйти. В огороде она нашла только лук-сеянец и петрушку, но съела все, что было съедобным. Сломанные ребра не позволили ей напиться из колодца, но в ведре на самом дне оставалось немного свежей воды, и она жадно выпила ее.

Эмбер знала, что должна добраться до Ирландии, до Джозефа. Он оставался ее единственной надеждой. Уже стемнело, когда она с огромным трудом преодолела почти две мили до деревни и в изнеможении опустилась на песок, дожидаясь рассвета, когда рыбацкие лодки выходят в море. Рыбаки уставились на нее как на привидение, пока один из них, живущий на Англси, не узнал ее. Они перевезли ее через море обратно на родину, куда ее нога не ступала семнадцать лет. Эмбер сняла свое золотое обручальное кольцо и с силой вложила его в руку мужчины, когда он помог ей сойти на берег.

— Благодарю вас, оно мне больше не понадобится, — прошептала она.

«Сера-1» вошла в устье Темзы ближе к вечеру и плыла по широкой реке мимо Тауэрской пристани и нависшего над водой лондонского Тауэра. У старого здания таможни судно осмотрели и разрешили пришвартоваться в лондонской гавани.

— Я думаю, нам надо подыскать собственное жилье, а не пользоваться гостеприимством Монтегью, — заявил Джозеф.

Хотя Шон мечтал о новой встрече с Эмерелд, он искренне согласился, что Джозефу лучше не жить под одной крышей с Эмбер Монтегью.

— Пока нам не удастся здесь как следует оглядеться, лучше хотя бы пару дней не сообщать Хитрому Вилли, что мы здесь.

Но Хитрый Вилли знал об их приезде уже через час. Он получил записочку с таможни и еще одну из конторы военного-морского флота неподалеку от Тауэрской пристани о том, что О'Тулы прибыли на борту своей шхуны «Сера-1».

Шон и Джозеф как раз вытаскивали свои сундуки на палубу, когда корабль Адмиралтейства «Защита» подошел к якорной стоянке рядом с их судном. На палубе стояли Уильям Монтегью, его сын Джон и племянник Джек.

— Надо же, какая встреча, — сердечно окликнул их Уильям. «Черт бы тебя побрал», — подумал Шон.

— Я и понятия не имел, что вы будете в Лондоне в этом месяце, но вы здесь самые желанные гости. Все ли в порядке в Грейстоунсе?

— Лучше и быть не может, — ответил Шон, прежде чем Джозеф успел открыть рот. Если эта свинья приложила руку к их неприятностям, он скоро это выяснит.

— Джек, Джон, несите их вещи на борт, — скомандовал Монтегью, и молодые люди немедленно сошли с корабля, чтобы исполнить приказание.

Шон позвал матросов:

— Ждите нас здесь через месяц, ребята. Если мы решим вернуться раньше, то приплывем домой сами. — Он подмигнул им.

— Приведите на обратном пути «Серу-2», я устал от того, что Шон все время командует, — пошутил Джозеф. Потом братья на мгновение стали серьезными. — Помогите деду, если сможете, — попросил старший.

— Отправляйтесь с Богом, — напутствовал их Шон. — Пусть Он держит вас в своей руке и не выпускает.

Когда О'Тулы поднялись на борт «Защиты», Шон нутром почувствовал, что только юный Джонни искренне рад их видеть. Он прилип к Шону, как сиамский близнец. Обожание юноши бросалось в глаза.

— Это надо отметить. — Уильям Монтегью обменялся с гостями сердечным рукопожатием. — И я уже знаю местечко для таких пышущих здоровьем повес, как вы двое. Когда мой брат Сэндвич вернулся, познав роскошь Востока, он основал Диван-клуб. Я гарантирую, что вы никогда не видели ничего подобного.

Шон подумал про себя, что Джек сгорает от нетерпения, а Джонни выглядит встревоженным. Он не думал, что у Джозефа есть настроение идти в бордель. Его брат испытывал вожделение только к Эмбер. Но Шона мучило любопытство. Он не был знаком с обычаями Востока и готов был расширить свой кругозор даже в ущерб морали.

Пятеро мужчин спустились вниз в каюту капитана, где Монтегью разлил по стаканам французский коньяк и предложил тост:

— За грехи плоти!

Шон заметил, как Уильям быстро взглянул на его брата, и снова в его голове шевельнулось подозрение. Он гадал, разделяет ли Джозеф его тревогу, но если их мысли совпадали, то брат отлично скрывал это. Шон решил поделиться с братом своими сомнениями, предупредить, что Монтегью играет с ним в кошки-мышки в отношении Эмбер, что партнер отца, вероятно, донес на их деда и что старый Эдвард умирает.

Джек Реймонд отпустил какую-то непристойность, и Шон увидел, как брат, смеясь, закинул голову. Завтра наступит очень скоро, решил Шон. Он позволит Джозефу насладиться его первым вечером в Лондоне.

По дороге в Диван-клуб Монтегью развлекал их рассказом о большом путешествии графа Сэндвичского:

— Чтобы не походить на других, мой брат нанял корабль в Италии, который отвез его в Грецию, на Кипр и в Египет. Его очаровал султан Оттоманской империи, деспот, правящий с помпой, великолепием и жестокостью, особенно своим гаремом. Мой брат попал под влияние мусульманской религии с ее оправданием полигамии и подчинением женщин. Это достойно подражания. Когда женщины знают свое место, жизнь становится намного приятнее.

Шон видел, как брат поджал губы, а его глаза потемнели. Джозеф не переставал думать об Эмбер. Будет чудом, если вечер окончится без драки!

Пройти через портал Диван-клуба значило попасть в другой мир. В воздухе пахло благовониями. Восточная музыка — звуки флейт, цитр, тарелок и других странных инструментов — плыла по комнатам.

У входа их встретили евнухи, предложившие цветные одежды, состоящие из шаровар, тюрбана и кинжала.

Выбор оставался за гостями. Они могли остаться в своих костюмах или переодеться в восточное платье. Уильям Монтегыо переоделся первым, выбрав цветной наряд, перевязанный поясом, золотой тюрбан и кинжал, дополняющий одеяние. Его племянник Джек последовал примеру дяди, нарядившись в платье цвета павлиньего пера и взяв серебряный кинжал.

Братья О'Тулы были поражены. Джозеф отказался от маскарада, когда увидел, насколько нелепо выглядит Монтегью. Джонни, раздираемый необходимостью последовать примеру отца и нежеланием расставаться с собственной одеждой, спросил Шона:

— А вы что решили?

Шон скрыл свое удивление не только поведением Джонни, но и всем происходящим. Причудливый наряд не оскорблял его мужественность, но он знал, что чувство юмора не позволит ему вырядиться во все это. Шон нашел компромисс, сняв рубашку и куртку и облачившись в кремовую джеллабу поверх собственных брюк. Джонни облегченно улыбнулся и сделал то же самое.