Разумнее все же соблюдать осторожность и не забывать, что и мать-игуменья и сама девушка видят в нем своего врага, ведь он — мужчина и притом мулат.

Андре привязал лошадь к тому же столбику, что и вчера, и пошел к церкви, размышляя, что ему делать дальше.

Дверь все так же была открыта.

Войдя, Андре увидел в алтаре фигуры двух женщин.

С внезапным волнением он заметил, что одна из них одета в белое, и хотя она стояла к нему спиной, он узнал девушку, которую видел в лесу.

Другая была намного старше ее, негритянка; на голове у нее были такие же плат и покрывало, как у матери-игуменьи.

Обе они рассматривали росписи. Андре услышал слова монахини в белом:

— Мне кажется, красочный слой начинает слегка шелушиться. Хорошо было бы получить материалы получше из Порт-о-Пренса.

— Кого же мы можем туда послать? — спросила пожилая монахиня.

— Конечно, это далеко, — ответила та, что была в белом, — но всем известно, что в Ле-Капе ничего хорошего достать невозможно.

— Надо обходиться тем, что есть, — решительно возразила старшая, точно желая прекратить бесполезный спор.

— Дайте мне ваши краски, — предложила юная послушница, — и я помогу вам смешивать их.

— Сейчас принесу, — ответила та, что постарше.

Сказав это, она прошла через алтарь и скрылась за внутренней дверью, которая, по-видимому, вела в кельи монахинь.

Девушка в белом монашеском одеянии продолжала стоять неподвижно, подняв голову и разглядывая фрески.

Очень тихо, чтобы не испугать ее, Андре пошел по боковому проходу к алтарю; он был всего лишь в нескольких футах от нее, когда девушка услышала его шаги и быстро обернулась.

Андре снова удивился, до чего же она прекрасна — несравненно красивее любой из женщин, каких ему доводилось видеть до сих пор. В глазах ее снова мелькнуло выражение ужаса, и он поспешил успокоить ее:

— Прошу вас, мадемуазель, не бойтесь! Я не обижу вас; мне нужна только ваша помощь.

Девушка вся была словно натянутая струна, видно было, что она хочет бежать от него, так же как она сделала это вчера. Но он перегородил ей все выходы, встав так, чтобы она не смогла скрыться ни через наружную дверь, ни через ту, что вела в кельи.

Андре увидел, как она вздрогнула, и быстро повторил:

— Помогите мне, пожалуйста, прошу вас! Видно было, каких усилий стоит ей стоять так, не двигаясь, не пытаясь спастись бегством.

— Но… как я могу… помочь вам? — проговорила она наконец; голос ее при этом дрожал.

— Мое имя Андре де Вийяре, и я прибыл сюда по очень важному делу.

Дыхание ее участилось; Андре чувствовал, как, должно быть, колотится в груди ее сердечко. Девушка вся дрожала от волнения, но, несмотря на это, ей все же удалось выговорить:

— Все де Вийяре… умерли.

— Граф Филипп де Вийяре — мой родной отец.

Андре ненавидел себя за то, что вынужден лгать этой чудесной, чистой девушке, но он не мог ничего поделать; необходимо было как-то привлечь ее внимание и помешать ей скрыться.

Краска бросилась ей в лицо, когда до нее дошел смысл слов Андре. Глаза ее вспыхнули, а тень от длинных темных ресниц легла на бледные, нежные щеки.

Андре не хотел смущать ее, а потому быстро добавил:

— Я не знаю, как это объяснить, но я убежден, что вы единственная, кто может помочь мне, и потому, уповая на ваше милосердие, умоляю вас выслушать меня.

— Но как… что я могла бы сделать для вас?

— Не могли бы мы сесть и спокойно обо всем поговорить? — попросил Андре.

Какое-то мгновение ему казалось, что она сейчас откажет, потом глаза ее встретились с его глазами, и Андре ощутил, что в душе ее что-то переменилось; каким-то чудесным, таинственным образом она вопреки своему первому порыву вдруг почувствовала, что может доверять ему.

Андре отступил немного назад, указывая ей на то место в алтаре, где он вел накануне беседу с матерью-игуменьей.

— Он сел, положив свою высокую шляпу на землю рядом с собой, и монахиня после минутного колебания присоединилась к нему.

Она постаралась сесть так, чтобы быть как можно дальше от него, и сцепила пальцы, стараясь сохранить самообладание; костяшки рук ее побелели от напряжения.

— Я остановился в имении де Вийяре, — начал Андре мягким, спокойным тоном, словно продолжая прерванную дружескую беседу, — два дня назад я приехал сюда из Порт-о-Пренса.

Он помолчал, и хотя юная монахиня сидела с безучастным видом, не выказывая никакого интереса к его словам, Андре чувствовал, что она внимательно слушает.

— Я слышал, как прекрасен был раньше дом и все, что его окружало, — продолжал Андре. — Было очень грустно найти его разрушенным и разграбленным, а плантации — заброшенными и заросшими сорняками. — Он подавил вздох, и ему показалось, что монахиня тоже тихонько вздохнула. — Когда я увидел вас в лесу, я очень удивился, так как совершенно не ожидал встретить здесь белую женщину, к тому же такую, которая живет в дружбе с птицами и кормит их с рук, а они доверчиво клюют прямо у нее с ладоней! — Андре на секунду задумался, потом добавил, улыбнувшись:

— Быть может, вы Святой Франциск в образе женщины? Как ваше имя?

Монахиня затаила дыхание, не в силах вымолвить ни слова. Затем проговорила еле слышно:

— Меня зовут… сестра Девотэ.

— Красивое имя, — сказал Андре. — А как вам удалось так приручить птичек, что они садятся вам на плечи и не боятся есть прямо из рук?

Для него было большим разочарованием услышать, что ее имя не Сона. Но он утешал себя тем, что это было бы уж слишком просто — сразу отыскать ту, имя которой было ниспослано ему таким загадочным образом.

— Птички знают, что я люблю их, — ответила девушка после секундной паузы, — и хотя вокруг полно еды, они слишком ленивые и предпочитают получать ее у меня из рук, чем летать над полями в поисках пропитания.

— Да, я понимаю, — согласился Андре. — Позвольте сказать вам, что это была чудесная картина: вы, в своих белых одеяниях, сидящая на поваленном дереве, и эти птички, порхающие вокруг вас. Если бы я был художником, как эта пожилая сестра — ваша подруга, я бы непременно изобразил вас так и назвал бы картину «Святая Девотэ с птицами».

Монахиня чуть-чуть улыбнулась, став еще очаровательнее, чем была раньше.

— Я… не святая, — возразила она, — и матушка-настоятельница была бы возмущена, если бы кто-нибудь из нас посмел возомнить о себе такое.

— Вчера я как раз разговаривал с матушкой-настоятельницей, — заметил Андре, — и она сказала мне, что сестры живут здесь в мире и покое, после того как переселились сюда с севера; здесь им ничто не угрожает.