Она жила с ним вторую неделю, но уже поняла, что это навсегда. Кирилл не хотел отпускать ее от себя. Он сейчас лежал с ней в постели, на одной руке покоилась голова девушки, другой он ласково перебирал пальцами ее волосы.

Злым и страшным он был только внешне, а так – обычный человек, где-то даже нежный… И все же, по большому счету, зверь, которого Рая смогла приручить.

– Смотрю на тебя и думаю, что твой парень был прав, – сказал Кирилл. – Надо было этого Белокосова замочить. За то, что он тебя на круг, по ходу, пустил… И Владислава этого гребаного… Я бы им сам глотку перегрыз. Даже Денису бы навешал. Но убивать бы его не стал. Этих – да, а его нельзя, он мой брат… Поэтому Антона твоего никогда не прощу…

– А разве я тебя прошу его прощать?

– Нет. Но ты думаешь о нем… Любишь до сих пор, да?

– Честно сказать? – задумалась Рая. – Люблю… Но не сгораю… И тебя могу полюбить. Ты хороший…

Кирилл сощурился как дикая кошка, которую приласкали, почесав за ушком.

– Вот меня и люби… И я тебя любить буду… Думал, ты шлюха…

– Что? – возмущенно вскинулась Рая.

И этим заставила Кирилла смутиться.

– Извини…

Не думала она, что может подобрать ключик к этому зверю. Не думала и не пыталась, но все само собой вышло. И теперь она может жить в свое удовольствие… И куда только делась прежняя Рая, которая не хотела принимать подарки от Игоря Гавриловича? Царство ему небесное…

– Продолжай, продолжай, – снисходительно сказала она.

– Думал, ты это… А ты с понятиями… И даже верю, что сберегла себя для своего Антона. Но ты слабая, ты не можешь против волков…

– Не могу, – легко согласилась Рая.

– Поэтому тебе защита нужна. Чтобы ты свободно дышала. Я – твоя защита. Со мной как за каменной стеной…

Ей надоел этот разговор. И она знала, как сменить тему.

– Лежит бревно за каменной стеной, – как бы в поэтическом раздумье сказала девушка.

– Что?

– Ты – каменная стена. А я, можно, буду бревном?

– А вот это не прокатит! – рассмеялся Кирилл.

И запустил руку под подол ее ночной сорочки. Ей пришлось изображать страсть, чтобы не быть похожей на бревно…

2

Следователь Перехлестов не утруждал себя эмоциями. Непринужденно спокойный взгляд, безмятежное выражение лица, бесцветный голос. И к Антону по-прежнему обращался на «вы».

– Несколько вопросов для уточнения, и отправитесь обратно в камеру.

– А мне можно вопрос? – хмуро спросил Антон.

– Пожалуйста, – ничуть не расстроился следователь.

– Вы обещали мне камеру для бывших сотрудников милиции.

– Обещал? Да, возможно. И что?

– Я сижу в общей камере.

– И что?

– Пока ничего.

– Ну, вот видите! И дальше все будет в порядке. Поверьте, я не стал вносить в ваше личное дело информацию о вашей службе. Служили в армии, и все. И сам об этом никому не говорил. Так что все будет хорошо…

– И все-таки в камере для бывших сотрудников мне было бы спокойней.

– В таких камерах сидят, в общем-то, нормальные люди. Офицеры, старшины, сержанты. Думаете, им приятно будет соседство с человеком, на счету которого семь жизней?

– Это упрек?

– Как хотите, так и думайте, – равнодушно пожал плечами Перехлестов.

– А одиночная камера? – внутренне содрогнувшись, спросил Антон.

Он уже знал, где находятся такие камеры. В подвальном этаже тюрьмы. Земляные полы, вечная сырость, плесень на стенах. Оказаться в такой камере – все равно что похоронить себя заживо. Во всяком случае, так утверждали зэки.

– Это камеры для смертников. Вы, Антон Андреевич, готовите себя к смертному приговору?

– Нет, но…

– Вам плохо в обычной камере?

На несносную жизнь Антон пожаловаться не мог. Он обладал достаточно внушительным внешним видом, чтобы соседи по камере не рассматривали его как потенциальную жертву. За языком следил, за поведением. На рожон не лез, но и спуску никому не давал. Сначала у него появились приятели, затем его приняли в мужицкую «семью», где он чувствовал себя вполне уютно. А к вонючим запахам в камере он давно уже привык… Все нормально у него. И одиночная камера его не прельщала.

– Ну, сравнительно ничего.

– Затем тогда об одиночке спрашиваете?

– Да так, на всякий случай.

– Думайте о хорошем, Антон Андреевич. И оно к вам обязательно придет. Хоть и через двадцать лет, но все же…

Антон смирился с тем, что двадцать лет будут вычеркнуты из жизни. И даже не думал об этом. Потому что его пугала гораздо более страшная перспектива – крест на самой жизни. Выстрел в затылок, и прощай, мама… Выть хотелось от таких мыслей.

– Если вопросов больше нет, приступим…

Перехлестов уточнил несколько моментов из его короткой «героической» эпопеи и под конвоем выпроводил из помещения для допросов.

Но в камеру Антон не попал. Арестантов как раз строили на прогулку, когда он подошел к ней. Пришлось и ему влиться в организованную толпу.

Небо в клеточку. Не думал он прежде, что такое выражение станет для него реальностью. Но страшное произошло, и теперь он может любоваться мозаикой облаков через сетку над головой. А часовой на вышке вгонял своим видом в тоску. Половину бы жизни отдал, чтобы самому оказаться там, но не здесь, а на той зоне, где служил. Пусть он снова станет «молодым», пусть впереди будет весь армейский срок. Он отслужит, он вернется домой. И если Рая не дождется, черт с ней…

– Ты чо, с ним перемигиваешься? – неожиданно спросил подкравшийся Светляк.

Ему явно не понравилось, как Антон смотрит на часового.

– Нет, присматриваюсь. Автомат у него. Забрать бы – и в бега.

– Я слышал, на тебе семь трупов, – сказал блатарь.

Антона пугал его колючий въедливый взгляд. И настораживала информированность.

– И что? – спросил он, тревожно глянув на белобрысого.

– Трех барыг завалил. И четырех пацанов… Можая, говорят, сильно обидел. Его «быков», говорят, зажмурил, да?

– Я не знаю, мне все равно.

– Ну как же все равно. Можай в авторитете, он полгорода конкретно держит. Торпеду на кич заслать может, по твою душу… Ты же брата его родного завалил.

– Я не знал, что Денис его брат, – с дрожью в коленках мотнул головой Антон.

– Да ты не бойся. Можай в авторитете у новых, а воровская братва с прибором на него класть хотела. Его заявы для нас – не указ…