Пока я размышляю, Томми приступает к делу. Ловкими движениями он раздевает меня.

— О, какое красивое белье! — вырывается у него возглас восхищения. Он дарит мне поцелуй после каждого предмета. Раз-два-три — и я уже голая. Ну и опыт у него! Однако! Со вздохом покоряюсь своей судьбе. Если уж родился в семье художников, хладнокровно смотришь на вещи. Я останусь и получу удовольствие!

— О, Тиция, дорогая моя! — Томми смотрит на меня в восторге. Я лежу, словно изваяние, на красном репсе, раскинув руки на пестрые подушки. — Вы нежная белая орхидея. Такой я и представлял себе вас. Почему вы так долго заставляли меня ждать? Чтобы помучить?

— Фаусто ревнив, — бормочу я.

— Не без основания. Я бы тоже ревновал. — Он начинает ласково гладить меня вдоль всего тела. Мои плечи, руки, грудь, бедра, мой гладкий, плоский живот. У него чуткие, ухоженные руки, их прикосновение чрезвычайно приятно. Томми возбуждает меня. Кто бы мог подумать?

— Вы великолепны, — говорит он с благоговейным обожанием во взоре, — я это предполагал. Я закажу хорошему скульптору ваше изваяние в камне. Мы обсудим это после моего возвращения. Вы сводите меня с ума, Тиция! Я хочу вас, как никогда не хотел никого!

Томми встает. Потом все происходит безумно стремительно.

Он сбрасывает брюки и обнажает мощный торс. Я в шоке. Во-первых, его живот тоже покрыт черными волосами. Во-вторых, он еще толще, чем кажется в одетом виде. Должно быть, у него потрясающий портной. В-третьих, его украшение слишком короткое. Правда, толстое и крепкое, но не моего формата. К тому же не обрезанное. Странно, а мне казалось, что Кальман — еврейская фамилия.

Да, век живи — век учись.

— Любовь моя, идите ко мне! — Томми с размаху ложится рядом. Софа кряхтит. Черные волосы на животе колются. Он со всей силой обнимает меня. — Ах, как хорошо! Сколько месяцев я ждал этого момента!

Томми целует меня в губы. Осыпает мелкими, ласковыми поцелуйчиками, как ребенок. Его нежность трогательна. Но подход совершенно неправильный! Мне становится ясно: мы не созданы друг для друга.

Томми сжимает меня до боли. Ласкает мои груди и колется. Повсюду острые углы! Какая незадача! То колено мешает, то рука, то нога! Но выпитый алкоголь помогает мне не смотреть на дело трагически. Что же делать! Я ведь здесь не ради удовольствия. Акт отмщения не обязательно должен быть звездным часом. Томми ласкает меня до изнеможения. Сверлит языком мое чрево, членом — пупок. Может, напомнить, что ему еще надо в Чикаго?

Слишком поздно! Великий человек начинает действовать.

Резко, как запускают мотор, он взгромождается на меня. Перекрывает мне воздух. Плотно присасывается к моему рту. Потом с немецкой обстоятельностью втискивает колено между моих ног. Все происходит стремительно, с напором.

Зато ему нужна целая вечность, чтобы попасть в меня. Смотри-ка! У нашей звезды проблемы? Не может быть. Я поднимаю голову. Его член встает и снова опадает.

Это все нервы! Справится!

Он трется о мой живот. Безуспешно. Теперь он берет дело в свои руки. Получится или нет?

Оглушенная арманьяком и шампанским, я вижу все, словно сквозь пелену. Во мне пробуждается научный интерес. Если ничего не выйдет, пойду потом и куплю себе какое-нибудь симпатичное платье. Томми продолжает возиться. Со вздохом закрываю глаза. Я все стерплю, лишь бы не было больно и я смогла бы потом уйти домой.

— Помоги мне, Тиция!

Он подносит своего строптивца к моим губам. Я покорно открываю рот. Томми весь дрожит. Дело пошло на лад. Его эрекция впечатляет. Член упирается мне в небо, он разросся до невероятных размеров.

— Ты сведешь меня с ума! — Томми покидает мой рот, сползает вниз и, сопя, внедряется в меня. Готово! Наконец! Как знать, может, еще получится неплохо? Приятно чувствовать его в себе. Но мой внутренний голос был прав. То, что происходит потом, — самая большая неожиданность в моей жизни.

Томми Кальман, знаменитый меценат, входит в меня и начинает скрестись. Честное слово! Он не любит меня, а скребется! Его член не ударяет, не скользит, не толкает, а скребется! Да еще с подъемом!

Это еще что такое? Я ошеломлена! Может, он этому в Германии научился? Во Франции скребуны мне еще никогда не попадались. Даже не знала, что существует такое. Воистину, век живи — век учись! Томми — скребун! Я о таком не слыхала и не читала, ни в какой книжке! Приятного тут мало.

Но мне выпадали испытания и потяжелей. Тогда, много лет назад, в Вадуце, когда я сломала лодыжку.

А Томми скребется и скребется!

Как он это делает? Загадка. Ой, больно! Что, черт побери, он делает неправильно? А, ясно! Ему мешает его живот. Он не очень глубоко во мне. Было бы лучше, если бы он лежал сзади. Оттуда прямая дорога, он выиграл бы четыре сантиметра, и все было бы прекрасно. И мне легче дышалось бы.

Томми давит на меня, словно скала. Хорошо, что до этого я ничего не ела, а то сейчас бы все пошло назад. Пытаюсь повернуться. Напрасный труд! Томми держит меня, как в тисках, и не понимает, чего я хочу. Попав внутрь, он не хочет выходить. Понятное дело, на новые ухищрения он не отважится! Он весь в работе, постанывает в ритме стаккато, скребет короткими, резкими рывками, и там, внизу, все начинает гореть, как в огне.

Я в отчаянии.

Стоп! Теперь мне ясно! Дело не только в животе. Томми криво вошел в меня. Он забирает куда-то вправо и теперь пронзает мою плоть. У меня было пятнадцать мужчин, и ни один не скреб по диагонали!

Вероятно, у него криво растет член! Если так посмотреть, он имеет коллекционную ценность! В высшей степени интересно!

Каких только чудес не бывает на свете! Если бы только он испробовал это на ком-нибудь другом. Постепенно мое терпение иссякает.

— Хорошо? — стонет Томми, хватая ртом воздух. — Тиция! Вам нравится?

— Очень! — только и успеваю выдавить я, потому что Томми уже опять натянул свой рот на мой. Скреби! Скреби! Скреби! Не понимаю. Неужели ему не больно?

Нет, не могу больше! Впиваюсь ногтями в красный репс. Как спастись от этого колосса? Его губы облепили мой нос, живот с черной порослью покрыл меня всю, я лежу, будто под огромным свинцовым матрацем. Меня охватывает паника. На помощь! Сейчас меня просто расплющит!!! Я посылаю к небу короткую молитву. «Боже, миленький, — страстно молю я, — пошли ему оргазм! Иначе я погибну!»

На небеса можно положиться!

Через несколько мучительных минут по грузному телу проходит судорога. Из всех пор выступает пот. Я уже вся мокрая.

— В тебя можно кончать? — стонет Томми и продолжает, не останавливаясь, скрести.

— Да! Кончай! Скорее!

— О, изумительно! — В нем что-то хрипит, клокочет, он весь дрожит и трепещет. Я чувствую, как он начинает конвульсивно подергиваться во мне. Ура! Избавление!