Та самая Катька, про которую говорил Джексон?.. Хм, а у меня, оказывается, неплохая память на имена. И на кое-какие детали.

— Она работает на кухне, — кивнул я. — Любовница покойного Сергея Ивановича Колычева.

— Что?.. Господи, кто сказал тебе подобную глупость?

Кое-как выдавив эти слова, дед вдруг выдал то, чего на моей памяти не делал ни разу. А именно — рассмеялся. Не степенно похихикал в кулак или ворот халата, а по-настоящему: раскатисто, в голос, чуть запрокинув к потолку седую голову. Я настолько ошалел от невиданного зрелища, что не смог даже поинтересоваться, в чем дело. Просто сидел и смотрел, пока патриарх не закончил веселиться.

— Да уж… потешил старика. — Дед вытер тыльной стороной ладони выступившие от смеха слезы. — Удивительно, какие нелепые слухи порой рождаются на ровном месте.

— Не таком уж и ровном. — Я пожал плечами. — Катю с Колычевым не раз видели вместе. Он… навещал ее.

— Было бы странно, если бы он этого не делал, — невозмутимо ответил дед. — В конце концов, девушка приходилась ему дочерью.

Чего?!

— Незаконнорожденной, — пояснил дед. — Сергей Иванович никогда не был женат. Но ничто человеческое ему оказалось не чуждо. Его дочь действительно работает на кухне в «Кристалле». Точнее — работала: уже полторы недели ее никто не видел.

— И что? — Я сложил руки на груди. — Почему нам вообще должно быть какое-то дело до дочери… предателя?

— Потому, что я хочу отыскать ее, — невозмутимо ответил дед. — Думаю, тебе будет куда проще найти общий язык с работниками «Кристалла», чем любому другому.

Особенно после того, как я устроил в клубе мордобой и на куски разнес из «нагана» телефонный аппарат.

— Зачем тебе нужна дочь Колычева? — спросил я.

— Узнаешь… когда я посчитаю нужным. — Дед скосился на часы на стене. — А сейчас тебе лучше поторопиться. Насколько мне известно, командиры в училище очень не любят, когда кто-то опаздывает на вечерний смотр.

* * *

На смотр я все-таки опоздал — причем часа на полтора. Андрей Георгиевич гнал изо всей мочи, выжимая из своей «ласточки» все лошадиные силы до капли и местами шпарил по встречной. Но перед огромным — километра на три-четыре — затором на въезде в город оказался бессильным даже номер, глядя на который городовые предпочитали отворачиваться, глазеть в небо — или на носки собственных ботинок.

К училищу мы подъехали, когда уже стемнело. Андрей Георгиевич попрощался со мной, напоследок обняв так, что кости захрустели — и отправился искать ротного. Я не стал возражать: без заступничества высших сил Мама и Папа наверняка за опоздание определил бы меня в полотеры на веки вечные.

А то придумал бы чего и поинтереснее: судя по тишине, царившей во дворе здания училища, я пропустил не только ужин и вечерний смотр, но и вообще все на свете. В половине окон уже не горел свет, и даже на лестницах мне встретились только дежурные офицеры. Господа юнкера будто или все разом сбежали по домам, или улеглись спать, или — что наиболее вероятно — просто занимались своими делами в тишине.

Время цука закончилось — значит, до отбоя осталось меньше часа.

Поднимаясь по ступенькам, я лениво размышлял, что буду рассказывать однокашникам — Богдану и «дядьке» Ивану. Никто не обязывал меня отчитываться перед сослуживцами, но они наверняка поинтересуется — что за птица такая этот Горчаков, если ему дозволяется исчезать до ночи? Да еще и в самом начале учебы.

Может, стоит сказать, что кому-то из родни нездоровилось? Или что нужна была моя подпись на каком-нибудь документе?.. Настолько важном, что его не решились везти в училище. Или…

— Молодой, где вы пропадали? Или распорядок дня славного пехотного училища не для вас?

Иван сидел на лестнице. При всей своей стати в полумраке он казался почти незаметным — и я вполне мог бы просто-напросто налететь на него, погрузившись в свои мысли.

— Виноват, — вздохнул я и на всякий случай добавил: — господин подпоручик.

— Вольно. — Иван негромко рассмеялся и махнул рукой. — Ты только предупреждай в следующий раз. А то приехали, ротного подняли… я уж было подумал, что ты вообще удрать решил.

— Удрать?

— Отчислиться, — пояснил Иван. — Тут за первые месяцы иногда по четверть роты первокурсников по домам разбегается. Ты вроде не из таких, но мало ли… Молодой сбежал — дядьке позор.

Так, может, гонять не надо, почем зря?

Свои мысли я Ивану, понятное дело, не озвучивал. Он-то как раз не злоупотреблял своим особым статусом — скорее наоборот. Да и сейчас прождал меня на лестнице целый вечер, хоть наверняка и уже давно мог улечься в кровать с книгой и плюнуть все, предоставив бестолковому «племяннику» самому разбираться со всеми делами.

— Ладно. — Иван взялся за перила и рывком поднялся на ноги. — Пойдем на склад. Тебе винтовку получить надо.

— Винтовку? — переспросил я. — А далеко это?

Перспектива пешей прогулки неведомо куда вдруг напомнила, как я на самом деле успел вымотаться за день. Чего стоила одна только ментальная схватка, едва не угробившая и меня, и деда.

— Пешком дойти можно, — усмехнулся Иван. — Давай, не ленись. Сегодня все уже получили, один ты безоружный. Непорядок.

Спорить я не стал — и зашагал за «дядькой». Вниз по лестнице, потом в коридор направо, потом через дверь на улицу — куда-то к соседнему корпусу… А потом я и вовсе перестал считать ступеньки и повороты. При взгляде изнутри Владимирское пехотное вдруг оказалось куда больше и запутаннее, чем на невзрачных фотографиях. Мы шли уже минут десять — но до сих пор не добрались до склада. Я даже мысленно поблагодарил Ивана — без него точно бы заблудился.

— А знаешь, даже хорошо, что ты припозднился, — вдруг проговорил он, оборачиваясь на ходу. — Всем первокурсникам как попало со склада выдавали, а тебе мы сейчас самую настоящую гром-палку выберем.

— А так можно? — зачем-то спросил я.

— Можно. — Иван открыл передо мной дверь. — Я каптенармуса давно знаю. Нормальный мужик. Если попросить — прямо на склад и пустит.

«Нормальный мужик» оказался презабавным дядькой. Уже явно не молодым — лет ему было, пожалуй, как нам с Иваном вместе взятым — но дослужившимся только до унтер-офицерских погон. Он дремал за крохотным столиком справа от входа, но стоило нам прикрыть за собой дверь — тут же вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

— Вольно, — усмехнулся Иван. — Доброй ночи, Егор Степаныч.

— Ванька, ты? — Заспанный каптенармус протер глаза рукавом. — Тьфу… Я уж думал — из благородий кто пожаловал.

Я едва сдержал смех. Тот, кого назвали Егором Степанычем, отличался крепким сложением — но ростом был мне едва ли по плечо. И при этом носил настолько роскошные усы и бакенбарды, что его голова смотрелась чуть ли не вдвое больше положенного. Если бы армейский устав позволял отрастить бороду, каптенармус и вовсе превратился бы в самого настоящего сказочного гнома: хранителя сокровищ склада, технаря и любителя выпивки.