– Папа! – удовлетворенно сказал Ваня и даже, кажется, подмигнул.

Из соседней комнаты вышли две Вари. Вот их глаза были полны слез.

– Зачем вы это сделали? – спросила нас одна Варя.

– За что? – промолчала другая.

Только тут я обратил внимание, что случилось с домом. Были перевернуты даже стулья. Все, что лежало на столах, теперь плавало в воде на полу. Маша и Алиса сидели на кровати в одной из детских комнат, поджав ноги.

– Что здесь было? – спросил я.

– Папа, – начала рассказывать Маша, – мы просто смотрели мультики. Потом Ваня стал звать маму, потом я взяла у девочек наклейки и наклеила в уши, потом пролилась вода, а потом мы просто стали играть.

Из комнаты, где снова закрылись Вари, раздались рыдания.

– Я их ненавижу! – кричала Варя. – Ненавижу! Это фашизм!

Я думал, она сейчас крикнет: «Что они сделали с моей жизнью!» Но она повторяла все тише и тише: «Мама, я их ненавижу!» Варя звонила маме.

Уже в самом конце отдыха в нашей курортной жизни произошло что-то очень странное. Ася, Машина подружка, вдруг обратила внимание на Ваню. Ваня младше ее на два года и интересен ей в принципе быть не может ни в каком смысле.

И вот я вижу, как Ася обнимает Ваню за плечи и, что-то нежно шепча ему на ухо, уводит его куда-то в кустики. Я со всех ног бегу смотреть, что же это они там делают, боясь опоздать. Писают, конечно. Вот Ася сидит за столом, ест персик, но надкусывает через раз – потому что еще и Ваню им кормит. Ваня, обалдевший от такого внимания, ест и ест этот чудовищных размеров персик.

В пиццерии Ася говорит Ване:

– Пойдем, Ваня, я тебя познакомлю с моим другом.

И она ведет его за соседний стол, там сидит какой-то итальянский парень лет 18, через минуту они мирно беседуют, через две парень хохочет, показывая на Ваню друзьям, через три Ваня орет и убегает, а Ася утешает его в туалете, гладя по голове, среди размотанных ими рулонов туалетной бумаги. С парнем этим сама Ася, конечно, никогда до этого знакома не была.

Сразу после завтрака Ася, зная Ванину слабость, уводит мальчика в машину – чтобы он просто посидел за рулем, и сидит с ним там сама.

И это все при внимательном рассмотрении не очень похоже на вспыхнувшую любовь. Ваня ходит за Асей, стараясь не отстать, потому что не помнит, чтобы им кто-нибудь из взрослых когда-нибудь столько бы занимался. Бедный мальчик только успевает послушно кивать в ответ на ее шепот. Сама Ася тоже не слишком, кажется, увлечена. Девочка словно выполняет общественное поручение. Но очень старается.

Наконец я понимаю, что где-то на обочине жизни, в конце концов, оказывается Маша. Я ее спрашиваю, почему она не с Ваней и Асей.

– Да у меня другие дела, папа, – пожимает она плечами и идет за стол есть моцареллу.

Ну, тут я понимаю, что дело-то плохо. Моцареллу она ненавидит «всею душою» (сама так говорит), и подойти к ней Машу могла заставить только очень большая нужда.

Тут уже мы замечаем, что Ася и Маша что-то не разговаривают друг с другом. У меня в голове вспыхивает догадка, но я еще не верю, что маленькие девочки в таком возрасте способны на такое коварство.

– Что, Маша, вы поссорились с Асей? – спрашиваю я. – Поссорились? Из-за чего?

– Ничего мы не поссорились. Мы просто не разговариваем, – отвечает Маша.

Они, значит, поссорились. И Ася решила, что Маша должна страдать. И выбрала безошибочно правильный путь. Она забрала у Маши брата. Брата, с которым Маша половину своей жизни делила все свои невзгоды. Человека, с которым Маша последние два года засыпала и просыпалась, можно сказать, на одних нарах (у них двухъярусная кровать).

– Папа, – пришла наконец ко мне моя дочь вечером, – они заперлись в комнате и не пускают меня к себе.

Она заплакала.

– А ты сама не ходи к ним, – посоветовал я. – Ты скажешь мне, что случилось?

– Нет, – всхлипнула она.

Сердце мое превратилось в вишневое желе.

– Смотри, что мы сейчас сделаем, – сказал я. – У нас ведь с тобой тоже любовь, да?

Девочка, вздохнув, согласилась.

И тогда я посадил ее в машину на водительское сиденье впереди себя, и мы поехали. Нет ничего в жизни такого, о чем еще так же страстно мечтает Ваня. Иногда его мечта исполняется. Это самые светлые мгновения в его жизни.

Мы поездили перед нашим домом, потом выехали на дорогу, доехали до набережной, вернулись… Задний ход… Ваня стоял на крыльце и смотрел на меня. О, что это был за взгляд! Я не хочу, чтобы он еще когда-нибудь так глядел на меня. Гадом-то я себя почувствовал. Главное, что я вдруг понял: что-то я сильно увлекся этой Асиной игрой, раз уж разменной монетой в ней тоже сделал Ваню.

Ася стояла в стороне и спокойно наблюдала за происходящим. Она, кажется, пыталась оценить степень опасности, исходящую от машины. Безусловно, движущаяся машина была для нее опасней, чем стоящая, потому что интересовала Ваню гораздо больше. Но как-то уж очень снисходительно, даже насмешливо смотрела на меня Ася.

И потом, уже ночью, когда девочки помирились так же внезапно, как и поссорились, я думал и о том, что ей, наверное, не могло не понравиться, что взрослый парень, друг ее отца, так легко оказался побочной жертвой задуманной ею интриги. И так обошелся с собственным сынком…

Уже в Москве мы снова спросили Машу, почему же все-таки они тогда не разговаривали с Асей. Она снова не сказала. Когда мы об этом же спросили Асю, она мгновенно ответила:

– А она же нам на качелях не дала покачаться!

А Маша, сразу все вспомнив, страстно объясняла, что Ваня до этого только что все утро качался. Правды, в общем, слава богу, не найти.

Мне все чаще кажется, что они слишком хороши для меня.

Дети снова находятся на отдыхе вдали от дома. Они не скучают по дому, нет. Я остался дома, по которому они не скучают. Ну так вот, они и по мне, я подозреваю, не очень скучают. Скучаю ли я сам, я говорить не буду, ибо все, что бы я ни сказал, будет не до конца правдиво.

Правда, Маша говорит вчера маме:

– Мама, позвони папе и скажи: «Ну, че ты не звонишь-то?» Он и позвонит.

– Зачем? – спрашивает ее мама. – Он утром сам позвонит.

– Много новостей накопилось. Надо рассказать, – озабоченно говорит Маша.

На самом деле я уже все знаю. У нас Ваня полюбил.

Он шел берегом моря, и волны плескались у его ног, а свежий ветер ласкал его лицо. И он увидел девушку лет пяти, загорающую то плесе возле тех же самых волн. Ваня подошел к ней и сел рядом. Так он сидел минут пять. Она не обращала на него никакого внимания. Он что-то сказал ей, но она не среагировала. Так часто бывает сначала при знакомстве на пляже. А потом все бывает по-другому. Или, скорее, по-разному.