Они пошли обедать и выбрали столик у окна, которое выходило в маленький садик.

Фиона была довольна обедом и нашла своего нового знакомого умным и обаятельным.

Он хорошо знал Париж и уверял, что во Франции, где собирается обосноваться, чувствует себя неплохо.

— Впрочем, я путешественник, — добавил Ремон. — Разъезжаю туда-сюда, по всему свету. Но сейчас Франция… как бы это сказать… мой родной дом.

— Довольно обширный, — заметила девушка, но он покачал головой и сказал:

— Люди везде одинаковые, и на севере, и на юге, хоть поначалу кажутся разными. Расчетливые и строгие, веселые и щедрые. К знакомым…

У Фионы создалось впечатление, будто ее собеседник немного посмеивается, отпустив шутку, которая ей непонятна.

Видя дружелюбное внимание Ремона, она стала советоваться с ним, что ей дальше делать.

— Не знаю, зачем пристаю к вам со своими проблемами, — сказала Фиона, — но я очень обеспокоена своим положением. Мне надо как можно скорее получить работу, пока не растаяли мои последние пять фунтов.

Как по-вашему, что можно найти в это время года? Я теперь вижу, что трудно выбрать более неблагоприятный сезон для поисков работы в Париже, чем лето.

— Найти место, какое вам требуется… респектабельное… всегда трудно, — отвечал он. — Французам не очень-то нравится платить иностранцам. Им больше нравится, когда чужаки платят им.

— Не очень-то вы меня обнадеживаете, — вздохнула Фиона.

— Дорогая моя, — провозгласил Ремон, — я говорю правду. Лучше бы вам вернуться в Англию, пока есть деньги на дорогу.

— Я не могу, — быстро проговорила Фиона.

Он заинтересованно проследил за выражением ее лица и уточнил:

— Вы хотите сказать, что не можете туда вернуться? И она призналась:

— Я хочу сказать, что определенные обстоятельства этого не позволяют.

Фионе трудно было скрыть тоску и настойчивое желание снова очутиться в Англии, в добром старом Лондоне, увидеть Джима.

— Интересно, — уставился на нее Ремон.

И когда Фиона подняла на него глаза, продолжал:

— Я подумал, не сможете ли вы поработать на меня?

— Я бы с удовольствием, — подхватила Фиона. — А справлюсь?

— Кое с чем справитесь, — заверил Ремон, — только вот захотите ли — это другой вопрос. Если вы согласитесь, я готов заплатить восемь тысяч франков.

— Почти сотню фунтов! — воскликнула Фиона, и тут же подозрения накатили на нее.

Только в одном случае мужчина платит женщине большие деньги. Когда эта догадка осенила ее, он, будто читая ее мысли, ласково покачал головой и сказал:

— Нет, моя дорогая, не это. Вы очень хорошенькая, но не это.

Фиона подперла рукой подбородок и внимательно посмотрела на него.

— Так скажите же, — попросила она. — Если это в моих силах, я все сделаю.

Ремон долго и испытующе смотрел на нее. Его темные глаза, как заметила Фиона еще раньше, подмечали в человеке любую мелочь.

— Я могу вам доверять? — спросил он. — Могу положиться на вас?

Фиона кивнула:

— Можете. Я вам обещаю.

Ремон осмотрелся вокруг. За соседними столиками никого не было. Их никто не мог услышать. Пока он озирался, бросая по сторонам быстрые проницательные взгляды, Фиона подумала про себя:

«Я знаю, кого он напоминает, — пантеру, красивую, гладкую, но все-таки дикую. Что он от меня хочет? »

И в то же время что-то в этом мужчине ей нравилось и вселяло уверенность, что ему можно верить.

Фиона встречала в своей жизни много мужчин, которые вечно к ней липли, пытаясь заполучить ее.

Во сне, в ее ночных кошмарах они тянули к ней цепкие пальцы, желая овладеть ею.

Ей показалось, что Ремон нашел ее привлекательной в совершенно ином смысле.

Она уже знала, что между ними возникнет не страсть, а понимание.

Когда он, оглядев зал и соседние столики, вновь повернулся к ней, Фиона протянула ему руку:

— Я вам поверю, если вы мне поверите. Ремон на минуту задержал ее ладонь.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал он.

Миссис Энгус Ванситтарт тихонько напевала про себя, намазывая лицо кремом.

В зеркале отражались ее туго завитые букли, у корней виднелась темная полоса непрокрашенных волос.

У нее была дряблая кожа, которую невозможно было скрыть даже под толстым слоем косметики.

В зеркале также отражался чувственный рот, рисунок которого был подчеркнут яркой помадой.

Горничная миссис Ванситтарт стояла возле сейфа, ожидая, пока госпожа закончит обильно посыпать пудрой подбородок и шею, после чего спросила:

— Что вы наденете сегодня — изумруды или жемчуг, мадам?

Миссис Ванситтарт серьезно обдумывала этот вопрос.

— Изумруды… нет, жемчуг… нет, лучше изумруды. По-моему, мсье Ремона изумруды восхищают больше, а вы как считаете, Паркер?

— Когда вы их в последний раз надевали, мадам, он был несомненно восхищен, — подтвердила Паркер, — помните, с серебряным платьем?

Миссис Ванситтарт кивнула.

— Вы правы, Паркер, и, я думаю, они будут так же мило выглядеть с новым белым платьем от Шанель. Да, Паркер, надену изумруды.

Паркер принесла шкатулочки и открыла их, в них засверкали крупные зеленые камни в окружении переливающихся бриллиантов.

— Теперь заканчивайте прическу, — приказала миссис Ванситтарт.

Паркер послушно взяла черепаховый гребень. Внешне сдержанная и услужливая, про себя она думала:

«Дура старая! Поторопилась бы, а то мне снова придется заставить Андре ждать. Интересно, рассердится он сегодня? А все эта глупая старуха виновата, до последней минуты не может сообразить, что надеть!»

Она резко дернула оказавшийся в пальцах завиток, и миссис Ванситтарт пронзительно взвизгнула.

— Осторожнее, Паркер… прошу вас! Мне больно.

— Теперь просто великолепно, мадам, — заверила Паркер.

Она усвоила, что только лестью можно заставить госпожу одеться побыстрее.

Миссис Ванситтарт скорчила себе в зеркале легкую довольную гримаску.

— Должна признать, этот новый парикмахер знает свое дело, Паркер. Мои волосы выглядят лучше, чем когда-либо раньше.

— И вы сами, мадам, если позволите заметить, — добавила Паркер, — может быть, оттого, что чувствуете себя счастливее, чем прежде.

Миссис Ванситтарт поднялась, потянувшись.