Во-вторых, сильно раздражал Рыбкин. Витя уже не раз пожалел, что взял теперь сержанта с собой. Мало того, что из-за своего прихрамывания, тот все время отставал, так еще и изрядно кислый вид бывшего сотрудника органов, как после проглоченного лимона, ясно выдавал бесспорный факт, что и на советскую милицию «болотный голубец» произвел изрядное впечатление. Не вызывало сомнения, что Рыбкин даже стал хромать сильнее, только бы идти подальше от Вити.

А в-третьих, Растопченко еще не очень научился обходиться без наручных часов и потому боялся опоздать и тем смазать все дело. Бормоча под нос старухину скороговорку, Витя проскользнул через заднюю калитку в усадьбу Шелешпанских и понял, что спешил он не зря. Князь Никита Романович уже отъехал к государю. Подоспевший Ибрагим Юсупов последовал за ним, а перед самым парадным крыльцом боярского дома расположились временным лагерем прибывшие с Ибрагимом ногайцы и башкиры. Таких воинов Витя еще не видал, и потому не мог не остановиться, чтобы поглазеть, забыв на время даже про «голубец», от которого мечтал поскорее избавиться. Еще от калитки Витя заслышал мерные и заунывные звуки неизвестного ему инструмента, похожие на вой степного ветра или гул макушек деревьев в непогоду. Звук тянулся долго, занудливо, а оканчивался очень резко и отрывисто, напоминая присутствием едва различимого шипения фырканье разъяренного домашнего кота. А вслед раздалось несколько более звонких всплесков, и вдруг полились они рекой, словно множество колокольчиков зазвенело вокруг.

Приблизившись, Витя обнаружил, что заунывные звуки издает небольшой рожок в руках одного из ногайцев, а звуки колокольчиков, так те — вот невидаль! — они все вместе, хором выводят… горлом, да так искусно, что и вовсе голоса человеческого не различишь.

— Слышь, а как инструмент называется, вон у того, в шапке, в руках? — в удивлении спросил Витя проходившего мимо Фрола и указал на музыканта. — Не знаешь?

— Как не знать, чезбуга это, что наша дудка или жалейка, — спокойно ответил тот и поспешил по своим делам.

«Вот так так! Дудка, значит…» — подумал про себя Витя и подошел поближе.

Татары не обращали на Витю никакого внимания. Они сидели прямо на земле на широкой вытоптанной поляне перед крыльцом, в кружок, с поджатыми под себя ногами, и раскачивались в такт музыки.

Одеты они были весьма разнообразно и красочно. Кто в пестром халате, перепоясанном кушаком, кто в бараньем тулупе, несмотря на жару, кто в расшитом золотом верблюжьем кафтане. Под одеяниями проглядывали кожаные доспехи. Головы воинов украшали нахлобученные до бровей меховые шапки, сплошь обвешанные большими и маленькими звериными хвостами, у кого от белки, у кого от лисицы, а у кого и от барса. Из-под шапок торчали длинные засаленные косицы волос.

Широкоскулые смуглые лица их были изрядно намазаны жиром, который, плавясь на солнце и изрядно привлекая мух, буквально облепивших щеки некоторых воинов, стекал на их одежды и источал тошнотворный запах. Но привыкших к зною кочевников ничто не смущало.

Воткнутые в землю копья их торчали возле, отбрасывая длинные тени до самого сада. Низенькие степные лошадки, с толстыми косматыми ногами в кожаных наколенниках, паслись тут же под присмотром одного из княжеских конюших. А чуть в отдалении, под сенью грушевых деревьев виднелись несколько войлочных кибиток.

Набрав в легкие как можно больше воздуха, солист дул в свою длинную репейную дудку, уперев ее концом в верхние кривые и коричневатые зубы, пока хватало духа. А другие подтягивали ему горлом. Подустав, музыкант доставал из-под тулупа висевший на поясе кожух с питьем и, смочив толстые лоснящиеся губы обильно сдобренным жиром молоком, продолжал выводить свои бесконечные грустные переливы, в которых нет-нет да и прорывалась дикая тоска кочевого племени по бескрайней первобытной степи, пронизываемой всеми ветрами, метания растревоженных табунов и устрашающая ярость набегов.

Появления Гарсиа отвлекло Витю от прослушивания татарского фольклора. Натолкнувшись на строгий взгляд испанца, Витя вспомнил о «голубце» и, дав знак, что все в порядке, поспешил к условленному месту, на старую конюшню. Для отвода глаз он немного поплутал между хозяйственными постройками и, наконец, тщательно осмотревшись по сторонам и убедившись, что все спокойно, толкнул рукой покосившуюся дощатую дверь.

Де Армес встретил его прямо на пороге. Ухищрения Вити по соблюдению секретности не вызвали у него восторга, так как время поджимало. С огромным облегчением Витя сунул испанцу в руки холщовый мешочек с «голубцом». Инстинктивно он даже осмотрел свои пальцы и ладони, не вскочило ли где чего. Заметив его движения, испанец иронически улыбнулся:

— Долго искал старуху? — спросил он.

— Да нет, — ответил Витя. — Только пришли к подворью, сразу — вот она, ненаглядная, тут и есть.

— А где же задержался?

— Да так… — Вите не хотелось рассказывать про свои мытарства с Рыбкиным. Зачем портить имидж?

Но Гарсиа уже больше не интересовался этим.

— Скоро принц Никита от государя воротится, — продолжал он. — Видел, татары уже приехали? Поджидают их и Ибрагимкой. Так что ты канареек не считай и ворон тоже. Сразу к принцу беги. Подготовил речь?

— А как же! — соврал Витя. Сам он еще и не думал об этом. Но надеялся на экспромт, что нужные слова вовремя сами подыщутся.

— Ну, смотри… — Гарсиа, видимо, догадался, что Витя покривил душой. — На мои подсказки в этот раз не рассчитывай. У меня другая работа будет. Только вот что важно, запомни хорошенько. — Испанец внимательно посмотрел Вите в лицо своими черными соколиными глазами. — «Прошения» свои подавай не раньше, как меня на дворе заметишь. Но где б ты меня не увидал — на меня не глазей. Твоя забота — в поход напроситься и всех отвлечь, пока я дело свое сделаю. Ну, а согласится принц Никита тебя взять — его слушай. Со мной больше встреч не ищи. И к госпоже не лезь. Я сам тебя в монастыре найду. Понял?

— Ага. — Витя почувствовал, что он снова оказывается в центре какой-то очень запутанной интриги, и с одной стороны обрадовался: опять представится случай себя показать да и заработать тоже, если княгиня не обманет; а с другой — слегка смутился: как еще все получится-то?

Оставив Витю наедине с его размышлениями, Гарсиа вышел из конюшни.

Увидев это, Растопченко поспешил за ним. Теперь уж расслабляться нельзя. Снова завертелась карусель. Только поспевай. Испанец тут же опять исчез, как сквозь землю провалился, хотя только что шел в двух шагах впереди Вити. «И как он это умеет?» — подивился Витя про себя, направляясь обратно к парадному крыльцу княжеского терема.

Татары продолжали тянуть свою заунывную песню. Но едва Растопченко уселся на дощатую скамейку под стеной дома рядом с нежившимся на солнышке толстым рыжим котом поджидать приезда князя Никиты, как зазвенел бубен со стороны главных ворот усадьбы, в который бил кожаной плетью боярский холоп, возвещая домочадцам и слугам о возвращении хозяина. Татары тут же повскакали со своих мест, расхватали пики и, громко тарабаря по-своему наперебой, кинулись к своим лошадкам. Через несколько мгновений с аллеи донесся дробный глухой стук копыт и звон многочисленных колокольчиков, украшавших сбрую лошадей.