– Что тебе нужно? Куда мы едем? – спрашивала, наверное, раз десятый, но он всё так же молчал, только иногда бросал взгляд на неё в зеркало. Илане не нравился его взгляд. И он сам не нравился. Исходило от него что-то злое и опасное. Оно будто облаком окутывало её и душило. Почти физически ощущала на своей шее ледяные, костлявые пальцы страха. А ведь она когда-то знала, каково это… Бояться до трясучки и онемения.

Внутри всё похолодело, когда он свернул с трассы на грунтовку, и машина запрыгала на кочках и ямах.

– Прошу тебя, отпусти! Я никому ничего не скажу! Чего ты хочешь? Секса хочешь, да? Так ты скажи. Я же…

– Заткнись, – прорычал яростно, сжимая пальцы на руле так, что тот заскрипел.

– Послушай, мы можем договориться, – улыбнулась ему, как улыбаются психам. – Мы можем поговорить или…

– Заткнись! – повторил более грозно, и Илана вжалась в спинку сидения. С тоской обернулась на огни города, что стремительно исчезали позади.

Оставалась одна надежда на электрошокер, но достать его из сумочки пока не решалась. А может, и правда, трахнет да отпустит? Но даже на это надежды оставалось мало. Больно вид у него злючий. Неужели убить её решил? Но за что? За то, что шефу пожаловаться обещала? Бред.

Он резко затормозил, так, что Илана впечаталась лицом в подголовник, больно ударилась носом, и тонкая струйка крови потекла на светлые джинсы. Рванула молнию сумочки, чтобы достать шокер, но не успела. Хлопнула его дверь и в тот же момент открылась с её стороны. Схватив её за волосы, вытащил наружу и, оттащив в сторону, швырнул на капот.

– Заур, не надо! Отпусти! Заур! – она где-то слышала, что психов нужно называть по имени, тогда они якобы в себя приходят, но, судя по тому, как он озверел, как исказилось его лицо, – совет так себе.

В свете фар что-то блеснуло. Илана ахнула, разглядев в его руке пистолет. Обжигающе-ледяное дуло упёрлось в висок, и тело парализовало от всепоглощающего ужаса, что импульсами расползся по каждой клеточке.

– Неееет! Нееет! Не убивай! – завизжала, барахтаясь из последних сил, но он навалился на неё всем телом, прижимая к холодной поверхности. – Заур, пожалуйста!

– Слушай меня внимательно, шлюха долбаная! Завтра же ты увольняешься из клуба, и чтобы я больше тебя не видел! Ты поняла меня?! Смотри мне в глаза, шлюха! Смотри! – рявкнул в лицо, сжимая пальцами её щеки. – Если не уйдёшь из клуба, я вышибу тебе мозги! Поняла меня?! – дышит часто, рвано, глаза горят безумием и яростью.

– Д-д-да! Поняла! Я всё п-п-поняла! Отпусти!

Он с силой содрал её с капота, на мгновение прижал к себе и, рыкнув, оскалился.

– В твоих интересах больше не попадаться мне на глаза, а то я, клянусь, раздеру тебя в клочья! – отшвырнув её от себя прямо в снег, быстро сел в машину и, шлифанув колёсами, сорвался с места.

Илана сжалась в комок, поджимая под себя ноги, закрыла лицо руками. Холодный снег обжигал ноги, обтянутые тонкими джинсами, но холода она не чувствовала.

– Мамочка… Прости меня, мамочка… Я не хотела такой жизни… Не хотела, мам, – и закричала из последних сил, срывая голос. Закричала так, что закружилась голова, и стало больно в горле. А ответил только ветер, который, швырнув в лицо охапку снега, заставил замолчать.

***

Добрался таки. Докопался. Гад. Наспех приводя мысли и эмоции в порядок, выровнялась, взглянула ему в глаза.

– Я не боюсь тебя, Саид. И шантажом ты ничего не добьёшься. Я не знаю, что ты там такого узнал, но…

– Всё ты знаешь, – отрезал грубо. Рывком поднялся с кресла и подошёл к обогревателю. Сунув руки в карманы и, чуть склонив голову, уставился на раскалённые спирали. – И я про тебя всё знаю. Глупо теперь отрицать. Я понял, что ты не размениваешься на мелочь. Но ведь я предлагаю тебе немало. И я сдержу своё обещание. Мне взамен немного надо, Надь. Качественный секс и сеансы. Последние, кстати, меня реально успокаивают. От тебя требуется не так уж много, согласись? Хочешь сидеть по вечерам не перед обогревателем, а перед камином? А иметь свою клинику? Многие специалисты даже мечтать о таком не могут. Тебе не придётся гоняться за психопатами и маньяками, выслушивать по вечерам жалкий скулёж суицидников. Будешь работать на себя и для себя. Даже потом, когда мы расстанемся, у тебя будет своё дело. Ну? Что скажешь?

Если бы в этот момент мне кто-нибудь вложил в руку нож, я, наверное, просто убила бы гада. Хотя он и не виноват в общем-то. Он так привык. Всё покупать. А о моём так называемом «прошлом» позаботился Шевцов. Мне, собственно, потому и пришлось уехать из родного города. Отчасти. Побег от Шевцова и его папаши спас не только меня, но и родителей. Уж им-то пришлось пережить не меньше моего. А может, это я так их оправдываю за то, что отказались от меня. Не знаю. Да и неважно уже всё это.

– А если я не соглашусь? Если скажу, что мне нахрен не нужны твои деньги, камины и клиники? Что тогда? – беру чашку с чаем, подношу к губам, делая вид, что всё нормально, и я сейчас не на грани истерики. В конце концов, Хаджиев лишь очередная ступень в моей жизни. Его нужно просто перешагнуть. Перешагнуть с гордо поднятой головой, даже если очень хочется побежать в обратном направлении.

– Тогда я возьму своё по-плохому.

– По-плохому? Серьёзно? Ты настолько ублюдок, что сделаешь то, о чём говорил?

Он склоняет голову набок, а я замечаю, как искажается его лицо.

– Следи за своим языком, женщина. Ты уже не впервые пытаешься меня оскорбить.

– А что, разве я не права? Ты ведь шантажируешь меня! Ты пытаешься навязать мне отношения с тобой, которых я не хочу! Как ещё тебя назвать, Саид?

Он поворачивается ко мне, медленно приближается, будто играя, а взгляд тёмный, злой, до мурашек пробирает.

– Это не шантаж. Это выбор. Твой выбор, – останавливается совсем близко, так, что его ширинка оказывается на уровне моего лица. Я не поднимаю головы, смотрю в сторону, сжимая пальцами чашку так сильно, что вот-вот лопнет. – Я предлагаю тебе выбрать. Или по-хорошему, или же по-плохому. Ты же не хочешь по-плохому, Надя? – дожимает меня. Буквально давит, подавляет своей силой. И будь я той Мышкой, которой была когда-то, уже спасовала бы.

– И что же я должна сделать, чтобы было по-хорошему? Лечь под тебя и делать вид, что мне хорошо и приятно? – произношу с сарказмом, хотя уже знаю, что отвечу.

Он что-то вытащил из кармана, небрежно бросил на стол. Ну, ясно. Браслет. Это уже какой по счету?

– Надень. Сейчас.

Поднимаю глаза на него, и они начинают слезиться от яркого света лампочки, что болтается под потолком. Хаджиев же взирает на меня сверху вниз, с торжеством и превосходством.

– Теперь я просто уверена, что мы не сработаемся, – поставив чашку с громким стуком, поднимаюсь. – И да, я взяла тебя на сеансы только из жалости. Посмотри на себя, от тебя лучшие психоаналитики страны отказались. И теперь я их очень хорошо понимаю. Обратись к психиатру, Саид.