Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раньше Ашока любил бывать в этих пещерах, но теперь не мог найти здесь уединения, – паломники, приходящие к Будде, неотступно следовали за царём и просили разрешить их споры. Дело доходило до серьёзных столкновений, об одном из них царю рассказал Питимбар, приехавший сюда за несколько дней до Ашоки.
– Ссора произошла из-за воды: есть ли в ней тайная сила и может ли вода очищать грехи. Одни говорили, что может, другие возражали, что нет, – говорил Питимбар. – Я хотел успокоить спорщиков, мне вспомнилась притча об очищении от грехов. Ты, конечно, слышал её?
– Нет, – ответил Ашока, – но, может быть, мы обойдёмся без неё? Сейчас не время для притч.
– Отчего же, разве мы куда-нибудь торопимся? – возразил Питимбар, – Если я не расскажу тебе притчу, мой рассказ потеряет всю свою соль, – а кому нужна безвкусная пища?
– Ох, – вздохнул Ашока, – рассказывай уже.
– «Каждые двенадцать лет на реке Ганг совершается обряд очищения от грехов. Один паломник, собираясь совершить священное омовение, зашёл к известному своей праведной жизнью мудрецу, чтобы получить от него благословение. Узнав, что тот собирается совершить обряд очищения, мудрец сказал:
– Ну что ж, прекрасно. Погрузись разок и за меня, ведь я не пойду, вода холодная. Ещё я боюсь: ведь так много людей сбрасывают свои грехи в Ганг, что входить в реку опасно – ко мне могут прилипнуть чьи-нибудь грехи.
Человек удивился:
– Вы шутите?
– Ты видел огромные деревья, которые стоят на берегу Ганга? – спросил мудрец.
– Да, – ответил паломник. – Двенадцать лет назад я совершал омовение и видел эти гигантские деревья.
– А знаешь, для чего они там растут? Я открою тебе их назначение. Ты совершаешь омовение, но грехи боятся не Ганга, они боятся холодной воды. Когда ты погружаешься, они выскакивают, садятся на деревья и поджидают, а когда ты выходишь, они прыгают на тебя; иногда бывает, что и какие-нибудь чужие грехи тоже прыгают на тебя. Они видят, что ты такой чистый, хороший – они достаточно мучили кого-то, а теперь хотят помучить тебя. Так что будь осторожен, проходя после омовения под этими деревьями.
– Как я могу быть осторожным? – закричал паломник. – Я ведь не могу видеть грехов!
Мудрец сказал:
– Дело твоё, – подумай, спешить некуда.
Паломник был смущён и не спал всю ночь, мучительно размышляя; в конце концов, он отказался от обряда очищения».
– Забавная притча, – заметил Ашока. – Она ничего не объясняет, но может примирить.
– А вот и нет! – воскликнул Питимбар. – Посмотри на мои синяки: едва я рассказал эту притчу, как на меня набросились и те, кто выступал за тайную силу воды, и те, кто был не согласен с этим. Мне порядочно досталось от тех и других.
– Неужели? Раньше у нас не было рукоприкладства, – Ашока погрустнел. – Если из-за такой малости вспыхивают ссоры, да ещё между последователями Просветлённого, да ещё в этом священном месте, чего же нам ждать в будущем во всей стране, межу людьми разных верований и обычаев?
– Не думай о будущем, – беспечно отозвался Питимбар. – Сколько раз мы говорили с тобой о твоём пути: ты выбрал его правильно. Не твоя беда, что в мире по-прежнему существуют гордыня и спесь, алчность и зависть, злоба и жестокость. Одни люди не хотят избавиться от них, другие не могут, – но ты сделал всё что мог, всё, к чему призывал тебя твой долг… Помнишь притчу о цветах? Ты полил их, и они взойдут. Может быть, это будет не скоро, может быть, пройдёт много времени, но цветы взойдут.
– Но я не могу не думать о моей стране и моём народе, – сказал Ашока. – Я всё ещё царь.
– Да, этой твой последний недостаток, – согласился Питимбар. – Но будем надеяться, что скоро ты избавишься и от него. Послушай ещё притчу в утешение: «Жил один человек, который принёс мудрецу камень и сказал:
– Пожалуйста, благослови этот камень и меня!
Мудрец взял камень и положил его на землю.
– Теперь он благословлён, – сказал мудрец, – потому что он на своём месте. Находясь в руке, он всегда в неустойчивом положении, так как он зависит от тебя с того времени, когда ты поднял его и держишь. Пусть же он лежит на земле и занимает своё собственное место, чтобы быть спокойным и независимым. А теперь я благословляю и тебя! Я благословляю тебя и твою душу!».
– Ладно, – сказал Ашока, – считай, что ты меня утешил. А теперь оставь меня, я пойду в пещеру Будды. Я хочу побыть там один, пока ещё кто-нибудь не пришёл ко мне со своими вопросами.
* * *
– Откройте! Откройте же! Да что вы там, спите, что ли! – отчаянно колотил в ворота дворца запыхавшийся гонец.
Наконец, в воротах открылось окошко.
– Кто ты? – спросил сонный голос.
– Так и знал, что они спят: никто на свете не спит больше, чем стражники, – проворчал гонец, а вслух сказал: – У меня важные вести к великому царю, я гнал лошадь от самого Саранганатха.
– Не знаем мы никакого Саранганатха, – оглушительно зевая, ответили ему. – А к царю тебе всё равно не попасть.
– Это почему? – удивился гонец.
– Да уж потому… – неопределенно ответили за воротами. – И чего было так стучать, – зря только переполошил. «Важные вести, важные вести!» – передразнили гонца.
– Пустите меня к царю! – закричал он. – Кто вы такие, чтобы решать, важны мои вести или нет!
– О, боги, какой настырный! – сказали за воротами. – Да пусть себе идёт, нам-то что? Его голова покатится в случае чего, – раздался второй голос. – А пароль? – спросил первый голос. – А какой у нас пароль сегодня? Уж не «буря» ли? – спросил второй. – Нет, это давно отошло. Теперь у нас всё больше «львы» да «леопарды»… Ага, вспомнил, со вчерашнего дня пароль – «пантера»! Эй, ты, гонец, какой у нас пароль?
– «Пантера», – повторил гонец.
– Ну, так и быть, заходи, – ему открыли ворота.
Внутри дворца было такое же сонное царство, как у ворот: слуги спали в тени комнат, укрывшись от мух платками, служанки посапывали под кисейными покрывалами, главный дворцовый управитель храпел на кушетке перед царскими залами, здесь же дремали, прислонясь к стене, два воина из охраны царя.
Гонец покашлял.
– Что? Кто? – вскочил дворцовый управитель; вместе с ним встрепенулись и воины у дверей. – Ты куда? Зачем?
– Я гонец. Прибыл с важными известиями из Саранганатха, – сказал гонец.
– Сейчас доложу, – с тяжёлым вздохом ответил дворцовый управитель и пробормотал, открывая двери: – «Важные известия, важные известия» – какие могут быть у нас важные известия?
…Войдя в зал, гонец растянулся перед царским троном и закричал:
– Великий царь, беда!
– Что ты так кричишь? – раздался недовольный женский голос откуда-то из угла.